По такому дождю я не мог вернуться обратно – он лил как из ведра. А на улице вечерело, и без того тёмное от туч небо стало теперь ещё мрачней. Я бы просто не нашёл дороги назад, тем более, что я не взял ничего из того, что могло бы осветить мне путь. Зная себя и свою давнюю боязнь темноты, я решил остаться и переночевать здесь.
Ещё некоторое время я сидел за письменным столом с тусклой, попеременно перегоравшей лампадкой и пытался что-то писать. В голову мою настойчиво лезли какие-то знаменитые строчки, но своих почему-то не приходило, и я, задумавшись, сидел, обхватив голову руками. Листы бумаги, пожухлые, жёлтые, лежали передо мной. Я проводил по ним пальцами, будто надеясь, что так ко мне быстрее снизойдёт озарение, но какое может быть озарение в такую погоду, да ещё при таком настроении?
Озарение пришло… но оттуда, откуда я не мог ожидать. За окном вдруг мелькнула вспышка, и почти сразу где-то вдали прогремел гром. Рокот его всё приближался – ветер разносил его по всей округе, заставляя деревья клониться к земле. Я смотрел в окно – лес вдали гнуло тяжёлыми каплями и сильными порывами разыгравшейся бури. Мне становилось не по себе…
Встав из-за стола, я подошёл к окну, чтобы задёрнуть шторы поплотнее, дабы не видеть всего этого кошмара, однако мой взгляд остановился на слабом огоньке, мелькавшем вдали, в лесу, среди деревьев… «Не шаровая ли это молния?» – подумал я, гонимый собственными страхами. Блуждающий огонь начинал подбираться ближе. Прислушавшись, я услышал, как мне показалось, чей-то зов… Кто-то кричал. Не то «ау», не то что-то ещё раздавалось вдали, но я ничего толком разобрать не мог – дождь шумел слишком сильно. Только казалось мне, что кто-то там, за окном, звал именно меня… Я сконцентрировал всё своё внимание на огоньке и попытался разглядеть человека, который, быть может, держал в руке фонарь. Настойчиво вглядываясь в темноту, я едва не вскрикнул, когда молния сверкнула прямо перед моей избушкой, и раздался раскат грома, который заставил задрожать несчастное стекло, старое и очень ненадёжное…
И всё, всё вокруг навевало мне тревожные мысли… Не то, чтобы я сильно боялся грозы, но атмосфера в эти минуты была действительно пугающая. Охваченные мраком комнаты предметы казались мне страшными великанами, и я вспомнил, как в детстве, совсем ещё ребёнком, прятался от них под кровать…
Но я давно стал взрослым, и потому смог легко отбросить эти навязчивые мысли. Просидев за бумагой ещё некоторое время и так и не найдя в голове ничего из того, о чём мог бы поведать незримому читателю, я решил отправиться спать – ночь давным-давно вступила в свои права.
Но если бы можно было так просто уснуть в такую погоду… Дождь хлестал по стеклу всё сильнее, и мне казалось, что оно вот-вот лопнет от такого напора… Молнии сверкали почти не переставая, и совсем близко от моего маленького домика гремел гром. Я чувствовал себя уставшим, к тому же убитым горем. Но заснуть не мог. Именно тогда я понял, что если вещи гораздо хуже обыкновенной бессонницы: глаза мои слипались, я клонился ко сну, но мысли мои вовсе не собирались идти на покой.
Мне было бесконечно жаль, что я не смог навестить бабушку за все эти годы. Мне было бы гораздо проще обвинить во всём обстоятельства, но тот факт, что у меня была уйма свободного времени помимо праздников и прочих визитов, не давал мне покоя. Я прекрасно понимал, что смерть забрала её не от чужой руки и не по её вине, а лишь потому, что старость взяла своё… Но что-то упорно твердило мне, что я должен был навещать её, помогать ей по саду-огороду, проводить с ней много летних дней, как когда-то в детстве, и тогда она была бы счастлива и прожила бы ещё по меньшей мере год. Ведь счастье – это именно то, что придаёт нам силы для того, чтобы жить. И я был бы счастлив. Ведь я до сих пор помню, как она улыбалась…
А разум мой твердил мне одно: я виновен в её смерти.