Ночь. В небе ковш чернокож,
а у луны цвет изжоги.
Пятками шаркает дождь,
не разбирая дороги.
Виснут на ромбах зонта
капель назойливых стуки –
бледная тень от кантат
ливня в последние сутки.
Хмари сорвав якоря,
ветер с туманом балует,
слизанным с губ ноября
в скрытный момент поцелуя.

Дождь. Оглохла улицы рейсшина.
В барабанных точечных аккордах
день вдруг стал ушаст, шумлив и чужд.
Мчатся пучеглазые машины,
вклеив в очумелых пешеходов
каучук из полимерных луж,
ну, а ты всё изменить не можешь.
Утихают ливня переборы,
гармонист торопится в отгул,
тучи еле движется заморыш,
и в образовавшиеся поры
солнца луч лисицей проскользнул.

Моя непруха борзая!
Моя тоска легавая!
Стихами заслагаю я
и прозою заёрзаю.
Моя судьбина гончая –
дворняга захудалая!
А был же волкодавом я!
Но дряхлым псом
закончу я.

Ноябрь. На небесах прикрыли кран,
стояли тёплые изнеженные дни,
играл у небоскрёбов каждый мускул.
На фоне их –
скворешней скромный храм,
где в чёрном
бабочки порхали меж людьми
в тумане воскурений, в свете тусклом.
От восковых, заботой мятых лиц,
стелился к алтарю
надежд блаженный шёлк,
хор ангелов заполнил скрытно клирос.
Мне так хотелось
распластаться – ниц,
от мира отрекаясь
– пусть хоть на шажок,
как от рубашки,
из которой вырос.

И голос вновь её печально-строгий
раздастся эхом за моей спиной:
«Мне хочется иной себе дороги,
мне хочется судьбы себе иной.

Мне в «мы» твоём должно быть хорошо,
но «я» моё мне говорит:
«Там тесно.
однообразно
и неинтересно…
Не поискать ли что-нибудь ещё?»

Ну что сказать… коль хочется менять…
Давай, ищи,
надкусывай
и пробуй,
с других дыханий втягивай микробов,
в других мирах жонглируй своим «я».
Ищи другое (новое) «до гроба».

Стряхнув с себя былых привычек стаю,
я с просьбой тихо обращаюсь к Богу:
«Ты дай ей эту самую дорогу —
«я счастлива» взамен на «я устала».

Я ж, как обычно, утону в мечтах.
Ведь с ними мне не привыкать скитаться,
когда вдруг с самым близким, как с китайцем,
заговоришь на разных языках.

© Copyright: Олег Чабан

Дрожит на холоде листва,
а бледное светило
взялось гусиной кожей,
хоть ветер взаперти.
Ночь закатала рукава
и пальцы запустило
в рассыпчатый творожник
из Млечного пути…
А фонарей колокола
льют золотое пиво.

Сознал – спаялись клеммы
в мозгах. Нашёл я доски
и сбил планету-ящик,
где люди – манекены,
а город бутафорский.
Огонь лишь настоящий.
Покорно и задаром,
упадочно и нервно
я в рубище нательном
служу там кочегаром,
сжигая ежедневно
свои стихи в котельной.

Давно ли на пожаре мы
огнём горели адовым,
и стлалась копоть чёрная.
Ты плакала. И жалили,
и замертво ниц падали
твои обиды пчёлами.
Яд доводов опухшими
вздымался бугорками вдруг
и дребезжал аккордами.
Но как мы землю кушали!
Но как любовь алкали мы! –
Два «зелено и молодо».

«на конкурс «Поэт всегда в душе романтик!»

Любой поэт — романтик в душе.
В тот миг особенно, когда
Обдаст его сухую тушу
Призывно теплая вода.

Тогда слагаются напевы,
Когда под душем без трусов:
О пенном бризе, юной деве,
Сиянье алых парусов.

И вот, чтоб не терялись рифмы
Исчезла бытовухи сушь,
с Пегасом вместе воспарив, мы
опять уходим в теплый душ.

Время тянет жару и врёт
про девчонку на дальней станции,
что страдает и ждёт.
Ночь нашарит шуруповёрт
и вворачивает сентенции
зло в ребро:
«Отболит и пройдёт».
«Всё затянется тиной».
«Правда правится истиной»..
Вброд,
вплавь, влёт
до единственной пристани
паровоз, пароход, самолёт,
предрассветная лодка Харона —
время тянут и ходко, и ровно,
но заведомо мимо
позабытой на дальней станции
той, с которой случайно расстались,
настоящей, любимой.

Он слепо верил в чудеса,
в любовь до гроба.
А нынче крышу оседлал
у небоскрёба.

Вскипают мысли в голове,
весь мир октавит.
Незримо сзади душ ловец
на спину давит.

И в закипающем дожде
бескрылоплечность
стремительно летит к земле.
взлетая в вечность.

Романтик – повелитель дыр,
карман без денег.
Мимоза в банке без воды —
всего лишь веник.

Летят с домов во все века
тела и души.
Очередной вспорхнул «икар»,
слетев с катушек.

© Copyright: Олег Чабан

Не обрисую грани гранок
тех ограниченных творений,
написанных с употребленьем
оздоровительных ста граммов.
В них нарушения грамматик
и всяких элементов речи.
Но всё же как я человечен,
по небу пляшущий романтик!
Почти без проку и без смысла
смешались в тексте виртуальном
созвездья над причёской пальмы,
что словно финики повисли.
И трезвый скрюченный читатель
воспринимает синтез звуков
как стук двух палок из бамбука
по мягким чреслам стройной стати.