Хочу поговорить о современнои поэ3ии в целом. Вы 3аметили , что сейчас люди практически ею не интересуются, если и читают то единицы или те, кто пишут. А почему? Всё и3-3а сложностей, трудно читать, иногда рифма теряется, смысл не понятен, его нужно искать в каждой строчке, а 3ачем человеку все эти сложности, своих хватает в жи3ни. Хочется в3ять томик и читать, наслаждаться, отдыхать душой.к примеру берешь Ахматову, Есенина, Асадова. вот это поэ3ия с большои буквы, читать легко, все понятно даже ребенку. Асадова на3ывали «попсой» 3а то, что он нравился подростком, был прост и понятен. У меня дочке 7 лет, и ей очень нравятся Северянин и Асадов, некоторые стихи 3нает наи3усть и просит их почитать ей нравятся тексты. Дети максималисты, им или плохо или хорошо, думаю к их мнению стоит иногда прислушиваться. современной поэ3ии тоже быть, если люди пишут, то кому то это все таки нужно, ценители найдутся всегда. Я ни в коем случае не хочу ска3ать, что люди отупели и не хотят думать, нет. Просто сложностей им хватает в жи3ни. Есть стихи, в которых доминирует искусство, точнее искусность, которая иногда впадает в искусственность. Таких поэтов и стихов сейчас очень много, они весьма мастеровиты. Не хочу сказать о них ничего плохого, только порой устаётся от их ловкой игры со словом. Стихи их красивы, но пусты и бе3душны, не вы3ывают эмоций. Становится редкостью непосредственность поэтического выражения. Поэтому я понимаю читателей, предпочитающих открытость, доверительность в стихах. А стихи, пестрящие красивыми выражениями и искусностью, — это больше подходит для самих пишущих людей, обсуждений друг друга. Можете со мной не согласиться — это ваше право.

      — Когда мой дедушка был маленьким, началась вторая мировая война. Этим летом ему исполнилось восемьдесят лет. И мы с братом раньше у него постоянно просили: «А расскажи нам про войну. Какая была война?» Мы тогда не понимали, что ему было не очень приятно об этом вспоминать. А как вам это? Не тяжело ли вам было писать книги, связанные с войной?

 

— Ну, мне было просто писать книги, связанные с войной, потому что в армию я был призван шестнадцатого февраля тысяча девятьсот сорок четвёртого года. Так что, это было довольно давно. Но я не принимал участия в боевых сражениях на фронте. Дело в том, что сразу после призыва, нас направили в учебный полк на Кавказ. В нынешний Нальчик. Это горячие точки сейчас, но тогда они были не очень горячими. Вот там я и учился. Был миномётчиком в то время. После этого пришлось побывать во многих других местах. Служил в других полках. Затем военное училище. Стал офицером – политработником. В общем, в армии я прослужил, немного — немало, двенадцать лет…

Писать не трудно. Это, знаете, всё равно, о мире ли, о войне или о чем-то ещё… надо всегда писать правду. Нельзя в книге автору прикидываться, врать, как говорится. Потому что литература – это такое дело, что как бы ты не пытался выставить себя, автора, в ней очень хорошим, в красивом виде, благородным и прочее, — всё равно из текста вылезет твоя личность, душа твоя. Так или иначе, ты где-то проговоришься. Поэтому писатель – это тот, кто умеет честно рассказать о том, что с ним было или о том, что он знает.

 

     — Как вы думаете, есть ли связь между музыкой и поэзией?

 

— Я думаю, что для того, кто чувствует музыку, всегда есть некая связь с поэзией. У каждого человека в его душе звучит какая-то мелодия, и это вольно или невольно связано и с поэзией тоже. А поэт, если он настоящий поэт, должен чувствовать музыку стиха. Чтобы язык не заплетался. Чтобы рядом друг с другом не стояли труднопроизносимые звуки. Так что, связь наверняка есть. Но, вот так вот, напрямую, — я бы не сказал. Вообще, музыка предполагает не какие-то чётко выраженные мысли, а некое чувство, которое зачастую не передать словами. Тем не менее, вот это, непередаваемое словами, иногда бывает и в поэзии. В хорошей поэзии есть не только тот прямой смысл, что заложен непосредственно в написанных строчках, но и второй план, более глубокий, и третий… Поэзия – это высокое дело, высокое умение. Важно уметь не только передать своё чувство, но дать возможность другому почувствовать это.

 

     — Назовите, пожалуйста, своего любимого классического и современного автора.

 

— Я прожил довольно долгую жизнь. Далеко не каждому удается прожить так долго. Всё-таки девятый десяток, как-никак. Но в разные годы моей жизни я любил творчество разных писателей и поэтов. Вот, скажем, в юности, кода мне было шестнадцать лет, так, примерно, как вам сейчас, я был в восторге от Михаила Юрьевича Лермонтова. Помню, в эвакуации в сорок втором году, у одной из женщин была довольно-таки затрёпанная книжка со стихотворениями Лермонтова. И она давала нам её читать. И тогда для меня не было ничего выше Лермонтова. Потому что Лермонтов созвучен молодости. Всеми своими стихотворениями он направлен именно на молодую душу. Ну, вы же знаете, что Михаил Юрьевич погиб молодым, родился в пятнадцатом году, а в сорок первом погиб. И его произведения, конечно же, в первую очередь были направлены на душу молодую. И мне всё это было очень созвучно. Я скажу больше. Для меня долгое время Лермонтов, как поэт, был выше Пушкина. К Пушкину приходишь уже в более позднее время. Это требует большего осязания. Хотя, я должен сказать, что даже сейчас не все стихотворения Пушкина у меня вызывают какие-то чувства ответные. Пушкин велик своими произведениями, написанными после заточения в Михайловском. Именно с этого периода свое жизни он стал писать так, что ни одной строки не выкинуть.

А затем… в течении жизни мои пристрастия менялись. Я очень любил читать Бальзака. Если брать русскую классику, мне очень близок Куприн. Чехов для меня – это, вообще, идеал писателя. Я даже написал такую статью – «Чехов – наш современник». Он умер в девятьсот четвертом году. Но если вы возьмёте его произведения последнего периода (не юмористические рассказы, которые, конечно, хороши сами по себе), а более серьезные, такие, как «Дом с мезонином», «Три года», «Моя жизнь», вы увидите, что это современный писатель. Он даже пишет современным слогом. И не случайно то, что он востребован. Сейчас во всем мире ставят пьесы Чехова. …Но, конечно, то, что делают порой с Чеховым – просто возмутительно. Когда у Чехова написано одно, а они (режиссеры) делают совершенно противоположное – ну, невозможно. А режиссер говорит: «А я так вижу». Да не нужно это ваше виденье. Нужно верить автору, нужно идти за автором.

Что касается, вообще, книг – невозможно прочитать все книги, которые интересны.

Всякий молодой человек, который хочет что-то сказать другим людям, своё нечто, должен знать литературу. Мировую. И русскую, конечно, прежде всего. Можно по-разному относиться к нашим русским писателям, есть любимые, есть нелюбимые. Но русская литература, в особенности литература девятнадцатого века, стала мировой, потому что она на уровне Гомера, на уровне Шекспира…

Я думаю, что и двадцатый век тоже дал прекрасные образцы русской литературы. Это и советская литература в том чмсле. Я считаю, что самое эпохальные произведения в нашей литературе двадцатого века – «Тихий Дон» Михаила Шолохова и «Василий Тёркин» Александра Трифоновича Твардовского. Я думаю, это вершинные произведения. Если возьмёте Тёркина, он как — будто одним вздохом сказан, как — будто там сидит человек и ничего не изобретает, не пишет никаких рифм, а просто рассказывает о том, что с ним произошло. Что касается «Тихого Дона», то это целая эпоха. Если вы хотите иметь представление о том, что такое Гражданская война, то надо читать именно это. Часто говорят, ну, «белые»… ну, «красные»… а Шолохов показывает, как проходит на разрыв страна, семья… и родные стали врагами, и близкие друзья оказались по разные стороны баррикады…

Я также люблю Куприна. Куприн – это не первого ряда писатель, но тоже великолепный рассказчик. Для меня его «Олеся» или, скажем, «Гранатовый браслет» — замечательные вещи.

 

     — Гордитесь ли вы тем, чего достигли в жизни? И, если гордитесь, то чем именно?

 

— Вы знаете, я даже затрудняюсь сказать, чем я горжусь. Чем гордиться? Человек не должен гордиться. То, что ему выпало, он и должен нести на себе. А, в принципе, я не то, чтобы горжусь, я считаю, что мне выпало счастье добиться того, что я хотел. Я, ещё будучи в школе, в седьмом – восьмом классе, на пару со своим приятелем издавал журнал «Юный литератор». И я говорил, что я буду писателем. Я так хотел. Когда в таком школьном возрасте мечтаешь о том, чтобы стать писателем, то это представляется так: я стану писателем, я напишу некое произведение, которое поразит всех, и меня сразу запомнят. Ничего подобного… ничего подобного. Гениальных людей единицы. Вот, Лермонтов гениальный. Он ещё в шестнадцать лет написал «Демона». Обыкновенный писатели должны работать, работать и ещё раз работать. Что значит «работать». Во-первых, надо много читать, а во-вторых, пытаться что-то писать.

Вот я и пытался писать. Когда я служил в армии, был сержантом. Было это в сорок шестом году. Здесь, на Карельском перешейке служил. Вечером мои ребята ложились спать, отбой. А я шинельку на плечи, иду в столовую. Стояли белые ночи. Я клал тетрадку на стол из жердей и что-то сочинял. Конечно, сочинял я в ту пору плохо. Однажды я написал рассказ под названием «Цветочная грядка» и отправил его в редакцию. Вскоре получил оттуда ответ, из которого следовало, что писать я не умею. Конечно, это привело меня в большое уныние. Но, тем не менее, я пытался ещё что-то писать и отсылать в редакции. Но, как в «Мартине Идене»: «напишешь, пошлешь куда-нибудь, а оттуда, словно какая-то бездушная машина отправляет обратно, обратно, обратно….

Так что, человек, если он хочет стать писателем, должен иметь характер. Ему будут сапогом в душу бить, но он должен продолжать писать. Литература требует учиться писать. Учиться писать – очень не просто. Всем молодым авторам я повторяю: если ты не держал в руках молоток, пилу, рубанок, то ты не сделаешь простой табуретки. А если у тебя что-то и получится, то это будет табуретка, на которой невозможно сидеть. Требуется знать ремесло. И вот, писательское ремесло тоже надо знать. Это не простая вещь – писательское ремесло. Научить писать невозможно, можно только научить, как не надо писать.

 

 — Какие требования литература предъявляет к авторам?

 

Литература требует очень бережного отношения и умения писать и исправлять, и исправлять, и исправлять. Прочитал написанное и – «боже мой, как плохо». Исправил – «во, гениально»! Прочитал на следующий день – «боже, да это ещё хуже, чем было». Вот эти вечные сомнения между тем, что ты сделал что-то хорошо и тем, что ты сделал плохо — они как бы обязательно должны сопутствовать рождению писателя. Потому что без такой обкатки писателем стать невозможно. Есть, есть люди, которые пишут легко, свободно. Взять, к примеру, те же детективы, скажем. Они же захватывают, их интересно читать. Я большой любитель чтения детективов. У меня на даче целый стеллаж всевозможных детективов. Почему я люблю детективы? Потому что, едешь в электричке час, надо чем-то отвлечься. Взял, прочитал. Потом, через несколько дней, ты забудешь сюжет, и можно заново читать. Детектив — то умение строить сюжет. И это литература не самого высокого уровня. Хотя и среди писателей детективов есть такие великолепные авторы, как, скажем, Сименон. Потому что он не просто пытается завлечь читателя, а он прорисовывает характеры своих героев. У каждого человека есть свой характер, каждым человеком что-то движет, у каждого есть какая-то своя цель. И эту цель, это движение, эти характеры и раскрывает герой повестей Сименона, комиссар Мегрэ.

 

— Что, на Ваш взгляд, в художественно литературе является одним из самых важных моментов?

 

— Для художественной литературы важно уметь описать человеческий характер. Вот, мы с вами здесь сидим, и у каждого из нас свой собственный характер. И умение описать несколькими словами, чем мы отличаемся друг от друга – это и есть писательское ремесло и писательское умение. Как сказал Василий Макарович Шукшин: «Если в рассказе есть два характера – есть рассказ. Потому что два разных характера волей-неволей столкнутся. И на этом строится произведение. Это не всё, конечно. Не только это входит в состав произведения. Но это чрезвычайно важно. И вот эту умению надо учиться, надо  вырабатывать его в себе. Это не очень просто.

Рекомендую почитать письма Чехова, в которых большое количество очень точных обращений к молодым писателям. Просто старайся выполнять эти советы, и, возможно, у тебя что-нибудь получится. Но и это ещё не факт.

 

— Когда был напечатан Ваш первый рассказ?

— Мой первый рассказ был напечатан в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году в газете «Смена».  Когда мне было тридцать два года. Видите, как я поздно пришёл в литературу. Но, по-видимому, я и живу так долго, чтобы хоть что-то успеть сделать. Я тогда даже получил поощрительную премию в размере ста рублей за этот рассказ. Если учесть, что я в месяц зарабатывал сто рублей токарем на заводе, то это было очень неплохо.

 

     — Считаете ли вы, что молодёжь в нынешнее время двигает литературу? И, если да, то почему?

 

— Нет, не могу так сказать. В каждом жизненном периоде появляются какие-то авторы, которые, так или иначе, отличаются от предыдущих. Является ли это движением вперед-назад – трудно сказать. Понимаете, литература – это такая штука, что если сегодня из ворот типографии выйдет сто книжек ста авторов, то через год кто-то сможет упомянуть только десять этих авторов, в лучшем случае. А через десять лет – если одного упомянут, это очень хорошо. Все остальные идут в отсев, как говорится. Они остаются и становятся тем, что является своеобразным перегноем для гения. Все мы, писатели, самого обыкновенного среднего порядка – та почва, на которой может вырасти гений. Что касается современных авторов, то я сейчас довольно плохо читаю молодых авторов. Не потому, что мне надоело читать, а потому что они очень однообразны.

Что, на мой взгляд, сейчас плохо в художественной литературе? Вот, к примеру, есть какой-нибудь общемировой сюжет. Дон Жуан, Гамлет, Дон Кихот.… И, вот, современный автор, умный, грамотный, начитанный, берёт этот сюжет и думает: «А, вот, давай, я его расскажу по-своему».  И перекручивает на свой лад, как и эти современные режиссёры, которые ставят Чехова так, что там голые женщины бегают по сцене и львы ездят на велосипеде. Так вот, и здесь. Литература становится игрой в бисер. «Это литература из литературы» — говорил литературовед Полиевский. И на этом пути можно иметь успех, сегодня, завтра. Но это успех очень ненадолго. Он закончится очень скоро.

Двигают ли молодые авторы литературу вперёд? Не знаю. Не могу так сказать. Они её куда-то, без сомнения, двигают. И, наверное, задвинут её куда-то. Я так скажу. Это не масса людей создаст нечто такое, что останется на века. Это появится кто-то очень талантливый. Он возникнет вдруг, из неоткуда, на новом витке, на новом этапе, с новым стилем, с новыми людьми, с новыми характерами. Но сейчас пока я этого не наблюдаю.

 

— Что такое настоящая литература, литература, которая задевает человека?

 

— Когда в ней рассказывается о жизни души, человеческой души. Не выдуманной какой-то, а той, что произошла или происходит в жизни. Каждый писатель, создающий подобный образ, должен давать представление, и что вокруг этого человека, и что сам этот человек думает. Что думают о нём его родные, близкие, соседи и т.д. И что происходит в данный момент в жизни. Из того, что написано, должна возникать обстановка, в которой живёт данный человек. Вот это и есть художественная литература.

В художественной литературе нельзя врать.  Ни в коем случае. Надо быть честным перед собой. Тогда будешь честным и перед читателем.

Надо очень хорошо знать то, о чём ты пишешь. Сейчас очень многие авторы бегут от реальности. И появляется очередное Земноморье, очередная битва зла и добра, света и тьмы, очередные путешествия в межпланетные пространства. И там ничего по-настоящему даже непонятно. Если раньше мы могли прочитать того же Лема про фантастическое путешествие куда-то там на Солярис, то там были и характеры, и люди, и какие-то взаимоотношения. Выстраивалась какая-то ситуация, в которой можно было жить. …Кстати говоря, я фантастику в детстве очень любил. А после того, как прочитал «Солярис» Лема, я сказал, что фантастику больше не читаю. Почему? Могу объяснить. Лем – превосходный фантаст. Но в его «Солярисе» человек – это животное, нечто низкое, нечто такое, что не ждёт впереди ничего хорошего. Когда произведение говорит читателю: «Свинья, свинья, свинья, свинья…», он начнёт хрюкать.

Что касается фантастики, то её лучше писать с юмором. Тогда она читается хорошо. Кстати, у американцев есть такие писатели.

Но это всего лишь мои личные пристрастия, мои личные вкусы. Я лучше перечитаю «Сагу о Форсайтах», чем какую-то там фантастику. Кстати, «Сагу о Форсайтах» я первый раз начал читать лет в тридцать. Ну, такая скучища! Боже мой! Ну, не могу. Всё тянет чего-то, тянет, тянет, тянет…  Не, перестал читать… отложил. А потом, был в одной командировке, а там, так получилось, читать было почти что нечего. И, вдруг, мне снова попалась эта книга. И от того, что не было что почитать, а я без книг совсем не мог, стал читать её опять. Прочитал страниц сто и, вдруг, почувствовал, это так интересно. Я был в восторге от нового прочтения. И, вот, не далее, как года два тому назад, думаю: «А надо бы мне перечитать, наверное, «Сагу о Форсайтах». И снова совершенно иное ощущение. Это великое произведение, написанное великим писателем.

— Для кого типа людей вы пишите свои произведения?

 

— Сейчас я, если и пишу, то пишу некие мемуарные произведения. Иногда пишу какие-то публицистические статьи. Не так давно, в статье «Ещё раз о «других» людях» (газета «Литературный Петербург», (112) январь 2012 г.) я отругал молодых авторов, которые издавались в журнале «Другие люди».  А они написали в интернете, что Белинский такой-сякой, нехороший. Что ему давно пора уже на покой. На самом деле, там ничего такого не было, чтобы стоило так остро реагировать.  Эти ребята, которых я ругал, они, ведь, что делают. Они повально вводят в литературу каких-то бомжей, всякого рода извращенцев, матершинщиков… дно человеческой жизни, не замечая вокруг хорошего.  Конечно, есть и бомжи, и матершинщики, и разбойники всех мастей.… Но есть же и масса честных, хороших людей. Людей без всякого рода комплексов и отклонений. Но они этого не видят. Они видят только изнанку, всевозможную жизненную грязь. И я их за это поругал. А они разобиделись. И Рома Всеволодов меня больше не приглашает к молодым авторам. Ну, не приглашает, да и не надо.

 

— То есть, вы пишите книги для более зрелых понимающих людей?

 

— Да я как-то не ставил перед собой задачи писать для какой-то определённой категории людей. Писал всегда для людей взрослых. Хотя и есть у меня несколько рассказов для ребят. Один рассказ про мальчика-партизана. Это я был в партизанском отряде и описал историю, рассказанную мне командиром отряда. Потом, про начало войны. Рассказ называется «Июнь». О ребятах, которые ходили на завод знакомиться с производством. Ну, был ещё рассказ про мальчика, пионера Алёшу.

С молоду писал для молодых. А потом – для всех, я так считаю. Так что, специально не рассчитывал на кого-то.

 

— Сейчас много людей паникует из-за конца света. А верите ли вы в него?

 

— Да бросьте вы! Какой там конец света! Да что вы, господи! Это всё придумано. Календарь майя, Вишну, Кришну, инь и янь… что-то придумывают, изобретают. Это всё большая липа. Ещё древние греки говорили, что наш мир не един. Что имеется масса других миров, которые, словно пламя, сначала возгораются, а затем потухают. Так и наш мир когда-то закончится. Но то, что кто-то предсказал… одни — на Нострадамуса, другие – на Вангу… Обычно все предсказатели предсказывают так, чтобы можно было их по-разному понять. Когда персидский император Кир пришёл к жрецу с вопросом: «Смогу я победить греков или нет?», жрец ему ответил: «В результате этой войны погибнет великое царство». Решив, что речь идёт о греческом царстве, Кир пошёл войной на Грецию, и был разбит. Царство действительно погибло, только это было царство Кира. Так что, вот вам пример двойного толкования. Обычно о том, что было пророчество такое-то, вспоминается задним числом.

Я по своей природе атеист. Я не верю ни в каких богов. Именно на этом построены всякие чуда, которые происходят в христианском, в мусульманском мире. Вот, говорят, в четырнадцатом веке плавала икона, и кланявшиеся ей люди исцелялись. Кто был при этом? Где это было записано?

С другой стороны, психика человека – она же тоже совершенно разная. Иногда, бывает, что происходят какие-то события, которые могут исцелить человека. Какое-то потрясение произошло. Человек очень верил, и эта вера помогла ему встать на ноги.

Что такое чудеса? Это какие-то не понятые нами пока законы природы, жизни человеческой. Ещё Энгельс говорил» «Там, где на поверхности царит случайность, там эта самая случайность зависит от каких-либо закономерностей».

Вот такое, вот, моё отношение.

 

— Что вы больше предпочитаете – прозу или поэзию?

 

— Я и то, и другое люблю. Хорошее – я всё предпочитаю. Вообще, прозаик должен любить поэзию, должен читать стихи, должен чувствовать слово. Поэзия дисциплинирует автора. Заставляет часто думать, то ли и так ли ты говоришь. Поэтому отдать предпочтение чему-то одному я не могу. Хотите, я вам сейчас начну «Онегина» цитировать? Или ещё какое-нибудь хорошее стихотворение.

 

— А чего, на ваш взгляд, сейчас пишется больше хорошей прозы или хорошей поэзии?

 

— Да я как-то не видел последнее время хорошей поэзии, честно говоря. Я столько читаю плохих стихотворных строк, что прихожу в уныние. Но это и не удивительно. Говорят, только у нас в Петербурге двести-триста тысяч поэтов. Все пишут. Точнее, рифмуют, думая, что это поэзия. На самом деле, это не поэзия. Поэзия – это совершенно иное явление. Попадаются, конечно, и хорошие стихи. Мы же издаём «Молодой Петербург». В нём мы печатаем и прозаиков, и поэтов. Попадаются вполне хорошие строки. Интересные строки. Но вырастит ли из них автор, который прогремит на всю страну, пока трудно сказать.

 

— Как Вы думаете, что надо для того, чтобы человек написал хорошее произведение, стихи или прозу? Этому надо научиться или это его состояние души?

 

— Для начала надо написать черновик с тем, что он хотел сказать. Изложить первичный план на бумаге. Без черновика нет произведения. Если есть черновик, есть поле для деятельности. Глядя в него, понимаешь, что и где можно улучшить. А если такого черновика у тебя нет, нет и предмета для работы. В душе ты можешь говорить: «Ох, я сочиню такой роман! Это будет нечто!», но написать первую строку, первые слова – это очень трудно.

Надо пробовать. Вообще, в юности все должны пробовать и стихи писать, и дневники. Это очень полезное дело. Это не значит, что все, кто это будут делать, станут писателями или поэтами. Нет, конечно. Но это не важно. Это нужно человеку для самовыражения, для того, чтобы поделится с кем-то самым сокровенным.

Но, всё же в первую очередь, надо иметь природные задатки к сочинительству.

 

— Какими качествами должен обладать человек, решившийся стать писателем или поэтом?

 

— Литература – дело жестокое. Она требует стойкости, умению держать удар.

Когда я впервые пришёл в литературное объединение, там как взяли меня в оборот. Я думаю: «Господи, для чего я сюда пришёл? У меня за плечами двенадцать лет службы в армии. Все меня уважали. На заводе работаю, и тут меня все уважают.  Чего они тут изголяются надо мной?»

Захотелось плюнуть на всё и уйти.

Но у нас был очень хороший руководитель нашего объединения. Леонид Николаевич Рахманов. Автор пьесы «Беспокойная старость», по которой был поставлен фильм «Депутат Балтики». Он посидел-посидел, послушал, посмотрел на ребят. А там сидели те, кто потом стали нашими классиками. Гарыжин, Конецкий, Шин, Голявкин.

Так вот. Посмотрел Леонид Николаевич на них и говорит: «Что-то мне не нравится сегодня, как вы обсуждаете Белинского. У меня такое ощущение, что я сижу на заседании пэнклуба, где заседают великие мэтры литературы. Если, конечно, здесь мэтры, то вопросов нет. Но если вы не мэтры, то вы вспомните, что вы сами год назад читали, и как с вами обращались. Вот, смотрите, здесь у Белинского много мусора словесного, но вот фраза интересная. Или вот ещё. Согласны?»  Те: «Да, что-то есть».  Ну, вот, как-то сразу все помягчели. Потом меня дружно приняли в это литобъединение.

Так что, надо уметь сопротивляться.

Было в этом лито вместе со мною много ребят. Кто-то действительно стал со временем замечательным писателем, оставившим след в литературе. А были  и другие талантливые ребята, которые, напечатав один-два рассказа, куда-то исчезли. Почему? Потому что сдались, передумали, поддались жизненным обстоятельствам. А автор должен уметь сопротивляться обстоятельствам жизни. А обстоятельства жизни у каждого свои. Там — семья, дети. Там — заработки. Там — кто-то больной. Это ж такие житейские обстоятельства, которые надо уметь преодолеть. Как бы тебе не было тяжело, ты должен пройти через это. «Я должен писать. Несмотря ни на что» — должно стать девизом каждого, кто собирается посвятить свою жизнь литературе и быть писателем.

 

— Кем Вы являетесь по жизни – оптимистом или пессимистом?

 

— Только оптимистом! Исключительно оптимист. Я даже своей дочке говорю (дочке у меня пятьдесят лет), что когда просыпаюсь по утрам, у меня в голове крутятся какие-то весёлые мысли, звучат какие-то марши, песни. «Легко на сердце от песни весёлой…», «А ну-ка, девушки…» и т.п.

Если будешь просыпаться с мыслями «боже мой, спина болит… и колени болят…» и всё такое прочее, если будешь унывать, начиная уже с утра, то долго не протянешь. А мне уже восемьдесят шесть, восемьдесят седьмой пошёл.

Кроме того, что помогает жить?

Работа. Надо всё время работать. Но работать надо так, чтобы работа приносила удовлетворение. Кто-то умный сказал, что надо с удовольствием идти на работу и с удовольствием возвращаться домой.

А когда идешь на работу с удовольствием? Когда работа тебе доставляет радость. Я сейчас с удовольствием издаю книжки. Для меня даже интересно встречаться с ребятами молодыми. Да со старыми тоже. Потому что старые тоже по — разному пишут.

Мне нравится помогать другим своими советами, делиться с ними своими знаниями. Но, разумеется, с теми, кто этого хочет. А тем, кто не хочет, никакие советы не помогут.

Так что, надо быть оптимистом. Без этого невозможно жить.

Нельзя всё время ныть, и считать, что всё плохо. Нельзя. Потому что это всё, в конце концов, приводит к ломке характера. А вслед за этим, у человека ломается судьба.

Как говорится, «совершишь поступок – получишь привычку, привьёшь привычку – получишь характер, получив характер – получишь судьбу».

 

— Скажите, а как семья относится к Вашей работе, к Вашему творчеству?

 

— Хорошо.

У меня, правда, жена покойная, вот, уже семь лет. Мы с ней прожили пятьдесят один год. У меня двое ребят. Дочка и сын. У меня трое внуков. И трое правнуков. Так что, всё нормально.

Судьба-то была у меня не такая простая. Когда первый рассказ напечатан в тридцать два года, это не значит, что у тебя впереди скатертью дорога простилается. Потом ещё рассказ, да ещё рассказ, потом вышла книжка довольно быстро так.

А потом тринадцать лет книги не выходили. И это очень непросто было. В советское время надо было где-то работать, иначе ты становишься как бы бомжом, тунеядцом. А заработков особых никаких не было. И для меня моя жена была, можно сказать, верной опорой. Она мне говорила: «Ну, сколько ты сможешь, столько ты и тяни». Надо сказать, что я ей весьма благодарен. Это была благороднейший человек. Я с ней познакомился, когда она была студенткой химического факультета. А потом, когда она поступила в аспирантуру, мы поженились. Она защитила кандидатскую, затем докторскую. Затем была профессором, зав. лабораторией в университете.

Вот так.

 

     — А пересматриваете ли Вы советские фильмы? И какой Ваш любимый фильм?

 

Смотрю с удовольствием почти все советские фильмы. Потому что они были выполнены с великолепным мастерством. Актерская база, режиссура, сценарии – всё было на высоком уровне. Давайте, возьмём любой фильм. Даже какой-то там детский, приключенческий.  Или, к примеру, «Белое солнце пустыни», «Ирония судьбы или с лёгким паром!», «Гусарская баллада». И не только эти, а даже довоенные фильмы. «Моя любовь», где Смирнова была ещё молодая. Или «Истребители».  Великолепные военные фильмы были. «Она защищает родину» — очень сильный фильм.

А нынешние сериалы невозможно смотреть. Включаешь телевизор, а там по всем каналам одни и те же милиционеры стреляют, бьют кого-то. И то бандиты кого-то режут,  то милиционеры. Те проливают кровь, эти проливают…

Я смотрел один фильм (не помню, как он называется)… Там человек один, он меткий стрелок. Ему говорят, надо спасти дочь какого-то банкира. Она находится на вилле, там четыре охранника. Этот стрелок идёт, убивает четырёх этих мужиков, спасает девочку и уходит. Четырёх, попутно так, убил между делом.

Прочитал «След пираньи» (так, вроде, она называется). А потом специально сосчитал, сколько человек убил благородный герой. Тридцать семь человек! Причём, как бандитов, так и тех, кто попутно попал под руку. Такое отношение к жизни, человеческой жизни – это же ужасно. И это всё время пропагандируется и по телевидению, и подобного рода книгах.

А почему? Потому что это виртуальная гибель. Что из себя представляют современные компьютерные игры, в которые играют ребята? Этого убил, того убил… одного, второго третьего…. Это просто, совершенно просто, убить – просто. А это, конечно, развращает человечество, к сожалению. И кому-то это очень надо. Я так думаю, что это надо правителям, которым легче таким образом держать в повиновении своё быдло. Я думаю, что это правители не умные. И что вы думаете, президент Путин не знает, что по всем каналам все время эти бесконечные сериалы с семи утра до одиннадцати вечера?

Власть надо употребить.

 

— А есть такое место, где можно научиться писать рассказы?

 

— Научиться писать невозможно.

Для начала надо написать рассказ и принести его ко мне. Я посмотрю и скажу, что там хорошо, что не очень. Каждый день с часу до трёх я здесь, в Доме писателя в двадцать седьмом кабинете. Если вы рискнете, — пожалуйста. Обычно люди боятся прийти. А бояться не надо, я не кусаюсь. Что могу, я скажу. Но скажу всегда честно, не делая никому никаких скидок.

Вам ещё надо учиться писать. Поэтому, пишите, пишите, пишите. И не бойтесь.

Но запомните, что журналист и писатель – это две разные профессии. Для журналиста важен факт. Зафиксировать его, чтобы он был точным – это задача журналиста. Там не нужны никакие красоты. Там надо писать как можно проще. А писатель, прозаик, поэт – это уже другое. Здесь другой подход, другая работа со словом.

Так, чтобы прочитать какую-то книжку и научиться писать — невозможно. Но надо пытаться писать. Пытайтесь.

 

— С какого возраста Вы начали писать свои рассказы?

 

— В седьмом классе написал повесть «Долг пионера». Точнее, начал писать. Первый номер вышел, а второй у нас не вышел. Я тогда и стихи писал. Мой приятель, с которым мы выпускали журнал, писал стихи уже хорошо. Он умел писать, так, относительно, конечно. А у меня не очень получалось. Я рифмовал «так» и «диверсант», а это плохая рифма.

 

— Легко ли быть критиком?

 

— Да чёрт его знает! Что значит быть критиком? Есть литературные критики. Это их ремесло, их профессия. Таких, по-настоящему хороших критиков, чрезвычайно мало. Написать рецензию на какую-то книгу – это просто, это может любой человек. Понравилось–не понравилось. Взял, да написал.

Литературный критик не просто говорит, что ему нравится та или иная книжка. Он говорит о том, какие вопросы поднимает данное произведение, что здесь поднято правильно, а что – неправильно. Есть ли в произведении по-настоящему человеческий характер, или же – просто ходульная фигура, плакатная какая-то. Такой разбор чрезвычайно интересен.

Мой великий однофамилец Белинский написал десять статей о творчестве Пушкина. Местами он ошибся, он не считал сказки Пушкина хорошими произведениями, к примеру. Но именно он впервые показал России величину этого гениального поэта. Вот это и есть критик.

Критик  должен исходить из общих критериев, из общей культуры, не только нашей, российской, но и мировой культуры.

С другой стороны, если прожил много и имеешь за плечами какой-то литературный опыт, легче написать какую-то критическую литературную статью.  Иногда я это и делаю.

 

     — Критик оценивает произведения авторов. И не всегда его отзывы положительны. Как обычно складываются отношения между критиком и авторами? Как лично Вы общаетесь с авторами?

 

— А вот так, как сейчас.

Понимаете, если человек хочет чему-то научиться, с ним легко общаться. Если же не хочет, то тут уже ничего не поделаешь.

 

— Работаете ли Вы с зарубежной литературой? Или Вы критикуете только русских писателей?

 

— Зарубежной? Нет. А зачем мне это? Мне не так много осталось жить, чтобы я ещё читал и критиковал зарубежных писателей. Тем более, вот возьму я покритикую какого-нибудь француза или англичанина, и что? Им это важно? Им наплевать.  Нет, это ненужное дело.

Я и наших-то современных авторов далеко не всех читаю. Некогда.

У меня сейчас другой ареал. Я издаю книжки современных авторов. Они приносят мне рукописи, я с ними работаю, как редактор.

Кроме этого, мы ежегодно издаем «Молодой Петербург», в котором публикуем молодых поэтов и прозаиков. Вот с этими людьми я работаю.

А так, вообще, приходят ко мне и молодые и не очень, приносят свои рукописи. Говорят: «мне сказали, что надо к вам». Значит, я думаю, кому-то я помог, раз посылают ко мне.

 

— Попадались ли Вам такие литературные работы, которые совершенно не нравились?

 

— А как же! Сколько угодно. Приходят порой совершенно бездарные люди. И поневоле приходится им об это говорить, говорить суровые слова. Конечно, им это не нравится.

Будучи заведующим редакции художественной литературы Лениздата, я имел в подчинении четырнадцать редакторов. И мы с ними ежегодно издавали шестьдесят – восемьдесят книг поэзии и прозы. И это только одна наша редакция издавала столько.

И, само собой, рукописи текли к нам нескончаемым потоком. Многим приходилось отказывать. Очень многие на меня обижались. Многие ругали публично, говоря, что я не разбираюсь в русской литературе, что я гублю ёё.

Вы думаете, это легко было слышать и переносить? Но…

Впервые в бывшем Советском Союзе мы издали однотомник Агаты Кристи. А также «Фаворит» Пикуля. Как раз после того, как его разругали за книгу о Распутине и поставили на нём крест.

 

 — Чем, на Ваш взгляд, талантливость отличается от гениальности?

 

— В гениальном произведении мы не находим никаких дефектов. Талантливое  произведение — интересно местами. Талантливое – это интересное произведение, правдиво отражающее какие-то события. Гениальное – это на все времена.

 

— То есть, гением можно только родиться? Стать им со временем нельзя?

 

— Только. Это должны быть очень большие природные задатки.

 

— Оценивая литературные произведения, ставите ли Вы свои предпочтения на первый план? Или же руководствуетесь чем-то большим?

 

— Вероятно, где-то внутри меня и есть такие предпочтения, но я стараюсь найти в каждом произведении то, что хотел сказать автор. Понять его задумку, манеру исполнения, подачу.

 

— Что бы Вы пожелали молодым людям, стремящимися стать поэтами, писателями:

 

— Пишите. Вот что я могу сказать. Пишите.

 

 

 

 

Интервью взято при поддержке Студии журналистики ЦТТ «Старт +» Невского района, г.  Санкт – Петербурга, группой «Диалог с журналистом».

Состав группы: Карина Магомедшафиева, Юлия Жолнина, Юлиана Василенко, Анастасия Александрова, Александра Ящкина.

Руководитель: Мария Наклейщикова.

 

Олег Чабан. Санкт-Петербург, наб. кан. Грибоедова. 19 декабря 2012 г.

                                                     МОЁ ОБОЗРЕНИЕ

обзор литературно – художественного

журнала «Другие люди» №15 2013 г.

 

 

Меня попросили обозреть очередной номер это журнала, уверяя, что были учтены многие мои замечания и предложения, и что это теперь принципиально новый журнал. Где-то я уже слышал что-то подобное и даже писал, то, что сейчас пишу, практически слово в слово. Впрочем, возможно, это просто дежавю. Обожаю это слово и моменты такого состояния. Состояние дежавю. А?! Каково звучит!!!

Ну, как обычно, — с осмотра внешнего вида.

На обложке крупным планом лицо очаровательной девушки, замакияженной по самое «нехочу». Выразительные глаза. Нижняя часть лица прикрыта то ли чулками, то ли колготками, а, может и просто ажурными трусиками. И яркие розы завершают эту гламурную картинку. Слишком вычурно и броско для литературного журнала. А потому, безвкусно.

Журнал такой обложкой без сомнения будет привлекать людей. Особенно женщин. На этих он будет действовать, как магнит. Ещё бы! Вывеска «Другие люди» и столь яркая, броская картинка из мира гламура будут заставлять протягивать к журналу руки чисто машинально. Поэтому, если бы этот пиар-ход продумать до конца, запаковать журнал в прозрачный полиэтилен, и таким образом продавать, не давая возможности открыть, можно было бы «на дурочка» сплавить внушительную часть тиража. Но, как видимо,  так глубоко издатели не смотрели, и поэтому несколько прокололись.

И вот почему.

Что делает клюнувшая на такую обложку, женщина? Угадайте с трёх раз.

Правильно! Она раскроет журнал и начнёт его листать. Она уже не раз брала в руки журналы с подобными обложками и прекрасно знает, сколько всяких интересных женских вкуснявостей там у них внутри: картинки духов и фото знаменитостей, шикарные модные вещи, призывная реклама.… И много-много всяких других прелестей, на минуту вырывающих женщину из обыденности и серости будней, и как по волшебству, в мгновение ока, переносящих её в мир гламура, в мир красивостей и изысков….

Вот такую азбуку для Золушек спешит она узреть там.

Но…

Какая неслыханная наглость! Какое коварство! Её надули самым подлым образом! У неё отобрали её маленькую повседневную сказку. Подменили начинку! В фантик «Raffaello» завернули сухарик! Обманули ребёнка! Плюнули в самую душу!

Вы не поверите! Там просто гора каких-то букаф!

Она, ещё на что надеясь, пролистает журнал одним движением… вздохнет,… сделает губы бантиком и вернётся к созерцанию обложки. Глядя на неё, она слегка скривит губки, и, приподняв брови, вздохнёт ещё раз, но уже про себя.

«Интересно, а обложку отдельно они продают?» — Подумает она, и это её слегка развеселит и немного утешит. Уж, кто, как не наши милые женщины, умеют всегда себя утешить. Если бы они не обладали этим изумительным даром, то они уже давно вымерли бы как вид в этом мире, насквозь пропитанном ложью и обманом.

 

Но вернёмся из мира иллюзий, гламура и обмана в мир литературный и попробуем-таки на вкус непосредственно саму начинку.

 

Первое произведение журнала под названием «Алые паруса любви» посвящено 90-летию феерии А. С. Грина «Алые паруса» и повествует о нестыковке романа с кинофильмом. Точнее, о двух эпизодах, внесенных сценаристами в киносценарий, «которые не только исказили главную идею произведения, но и навязали ему (романтическому повествованию романа) антигуманные установки, коренным образом противоречащие духовной сути подлинника». Таково мнение Евгения Лукина, автора этой самой статьи «Алые паруса любви». И далее на двух страницах журнала автор хорошим литературным языком развивает эту свою гипотезу. Ново. Свежо. Интересно.

Следующим с весьма внушительной по размеру статьей на тринадцать страниц (что составляет практически шестую часть всего журнала) появляется Александр Беззубцев-Кондаков, столь внезапно невзлюбленный Борисом Орловым за своё появление на страницах возрождаемого журнала «Ленинград».

Статья называется «Наш человек в коммуналке».

В ней автор пытается взглянуть на коммунальный мир сквозь призму литературы XX века, посредством созданных литературных произведений о жизни в коммунальных квартирах.

И ему это неплохо удаётся.

«Коммунальная квартира оказывается обратной стороной колоссальной державной мощи, изнанкой бодрого и солнечного соцреалистического плаката в стиле «Всё выше, и выше, и выше // Стремим мы полёт наших птиц…» Да, мощь реальна, правдива, осязаема и бесспорна, но и эта скрытая изнанка, жалкая и постыдная, тоже реальна и правдива. Люди, повелевающие миром, — рабы какого-то средневекового быта. Может ли быть такое, что граждане великой страны, находящейся в зените своей славы, были так унижены в повседневной, ежечасной и ежеминутной своей жизни».

«Иррациональность быта и иррациональность человеческой психики оказываются взаимосвязанными, взаимно детерминированными, в среде коммунальной квартиры не может не появиться психически больного человека, но, в свою очередь, и быт коммунальных квартир столь аномален, потому что их населяют психопатические личности, алкоголики, лунатики, слабоумные, люди наркотизированного сознания».

«Коммунальная квартира не ушла в прошлое, она остаётся фактом повседневности. Разумеется, многое изменилось, иначе строятся взаимоотношения соседей, сам менталитет «человека из коммуналки» подвергается сильнейшему воздействию новых социальных условий пореформенной России. Для многих читателей созданный литературой XX века образ коммунальной квартиры станет всего лишь этнографическим материалом…»

Ну, что я могу сказать? Это целое исследование. Большая и весьма трудоёмкая работа. Респект автору и уважуха. Искренне надеюсь, что она принесла радость Александру Кондакову-Беззубцеву, потому что для широкого круга читателя, статья, увы, слишком объёмна, насыщена и, одновременно с этим, несколько однообразна и монотонна.

Хотелось бы пришпандорить сюда какое-нибудь клише, типа «данная статья предназначена для широкого круга читателей», но, полагаю, «широкий круг» читателей с этим не согласится.

Дискуссионная переписка Сергея Воробьёва с Алексеем Филимоновым похожа на самое обыкновенное умничание друг перед другом двух действительно неглупых людей.

Они настолько поглощены своей значимостью, своими знаниями и бесценностью своих мыслей, что, боюсь, не замечают «насколько далеки они от народа», этакие потомственные «плехановцы».

«Я вот это знаю» — «а я – вот это», «Я вот так могу» — «а я – вот так»…

Хотел бы я видеть людей, которые прочитают данную переписку полностью, заявив, что им понравилось.

А также очень хочется спросить у Сергея с Алексеем: вы о чём, мужики? И услышав искренний ответ: да, хрен его знает… так… ни о чём… и обо всё понемножку, сказать «А…» и успокоится.

Хотя… нет, вряд ли. Всё равно останутся вопросы.

А зачем вы всё это в журнал-то вывалили? Кто из вас посчитал, что данная переписка достойна публикации в журнале, что она хоть сколько-то интересна читателю?

Повыпендивались друг перед другом. Давай, теперь и перед другими красанёмся! Ай, да мы!

«Поэтому, конечно же, очень важно, какую книгу мы читаем, какую книгу мы пишем, кого мы слушаем и что мы говорим. От этого будет зависеть, чем наполнится наша душа, и будет ли она готова к преображению». Хорошие слова. Вот и у меня от данной переписки душа запросилась посмотреть в окно на купола Спаса, чтобы убедиться, что она не заразилась «значимостью». А мозг, чтобы не слететь с катушек, рванул стоп-кран.

Короче, «О том самом — обо всём, которое ни о чём». И стойкое послевкусие: «а зачем?».

 

Вступление Никиты Филатова перед подборкой стихотворений Евгения Лукина обещала поэтическую сказку. Но её, увы, не случилось. Переводы стихотворений Уилфреда Оуэна Евгением – конечно, не подстрочники, но и поэзии особой я в них тоже не увидел. Работа, бесспорно, проделана большая. За что автору, по любому, честь и хвала. Но этого мало. Далеко не всегда перенос подстрочника в подходящий поэтический размер – есть поэзия. Поэзия – это всегда нечто гораздо большее.

 

Посмотрев на иллюстрацию для «Ни коня, ни шашки» Александра Медведева и прочитав всего пару абзацев из его произведения, память выдала замечательное стихотворение Рустема Сабирова «Телега»

 

В пустынном дворе, под закатным, мерцающим небом

кормил отдыхавшую лошадь травою и хлебом

малец шестилетний. А та, не смущаясь нимало,

кивала, косясь, благосклонно дары принимала.

 

И вдруг, озираясь, он сел на телегу украдкой.

И запах гнилой мешковины, свалявшейся шкуры

обжег на мгновенье, так странно знакомый и сладкий.

А рядом — дремавший возница качал шевелюрой.

 

И чудо случилось — лохматые, старые вожжи

вдруг ожили разом. Ознобом царапнув по коже,

суставами скрипнув, телега качнулась неловко

и вдруг — поплыла, как шершавая, старая лодка.

 

На сверстников глядя с победной, счастливой улыбкой,

он двор миновал. Но пока все знакомо и мило —

сады и сараи, поленницы, окна, калитки.

Все ближе и ближе черта заповедного мира.

 

Конец переулка — здесь надо прощаться, прощаться!

И быстро домой, под защиту встревоженных ближних.

А мир, между тем, изменялся, манил, превращался,

дома вырастали, асфальтом сменился булыжник.

 

Вокруг все чужое, тревожное. Но почему-то

Колени срослись и ладони сцепились упрямо.

Что это, восторг? Или вера в привычное чудо,

Что все образуется, и вездесущая мама

 

отыщет. И все, что пугает сейчас, превратится

В чудесную сказку, которую он перескажет

другим, и совсем по-другому… Но что же возница —

Он не обернется, и слова не вымолвит даже…

 

Запомнит навек: скрип колес и волнующий запах

чужих переулков, напев чьей-то песни несложной.

Телега дрожит, на невидимых бьется ухабах.

Так жизнь начиналась — таинственно, сладко, тревожно.

 

© Copyright: Рустем Сабиров

 

 

Согласитесь, очень хорошее стихотворение. И если пара небольших абзацев прозаического текста могли вызвать такую ассоциацию, то лично я считаю это очень даже хорошим знаком.

Но… продолжу чтение.

Ну, до чего же ощутимо и вкусно описаны запахи. Мгновенно влюбляюсь в описание матерью характера и поведения своего сына Коли. Словно моей мамой про меня писано.

А как же славно – живо и натуралистично – описаны детские игры. В связи с чем, снаглею и вставлю в этот обзор одно своё малюсенькое стихотворение в тему:

 

Две тысячи пятый. На детской площадке

Играли ребята в ракете дощатой.

Старался лицо своё сделать построже

Веснушчатый мальчик Сметанкин Серёжа.

Их к звёздам лететь отправляет Земля,

А он, как-никак, командир корабля.

Команда звучит: «Приготовиться к старту!»

И Вова Дьяченко раскрыл свою карту –

По Древнему миру проложен путь к Марсу

На контурных картах для пятого класса.

Он взял их у старшего брата Витька

(Братишка об этом не знает пока).

Фломастером синим туда, где их ждут,

Проложен на картах их звездный маршрут.

А бортинженером из массы знакомых

Назначили дружно Киреева Тёму.

Доволен Артёмка, ему всего пять,

А он с семилетками будет играть.

Он варежку вскинул и честь отдает,

А рядом с площадкой военный идёт.

На голос звенящий мальчишеский «Есть!»,

Он руку к папахе — ответную честь.

Снег с веток осыпав, спешат воробьи

Смотреть, как стартуют с Земли корабли.

И вот уже в космосе их звездолёт,

Несутся мальчишки сквозь годы вперёд.

Сквозь дождь метеоров, все бедам назло.

Быть звёздными ассами – их ремесло.

Там, прямо по курсу, на красной звезде,

На точке светящейся – люди в беде.

На Марсе несчастье – взорвался вулкан

И лавою люди зажаты в капкан.

Задача поставлена – груз довезти,

И этим — две тысячи жизней спасти…

Летит во вселенной к Земле позывной:

«Земля! Я — «Мечтатель». Мы с Марса домой.

Весь груз был доставлен и город спасён.

От жителей Марса всем низкий поклон.

Дьяченко Владимир. Киреев Артём.

Сметанкин Сергей».

«Я – Земля! МЫ ВАС ЖДЁМ!».

 

© Copyright: Олег Чабан

 

 

Ну, не публикуют меня в журналах, так что.

Но, возвращаясь, к повести (теперь, по прочтении, я уже знаю, что это именно повесть), хочется сказать, что это действительно хорошая качественная проза. Не хотелось бы писать столь банально, но я действительно вместе с героями повести окунулся в своё детство…, даже вспомнил несколько эпизодов, давно мною уже забытых, за что Александру отдельное спасибо. Не совсем понял, что с окончанием. Для меня повесть не закончилась, а как-то совсем внезапно оборвалась или, как говорится, закончилась на самом интересном месте. Но никаких «продолжение следует» я не обнаружил.

Кроме того, хочется отметить очень даже недурственные акварели, радующие глаз и душу. Было вдвойне приятно узнать, что это авторские работы.

И это уже второе объёмное произведение в данном выпуске журнала. Оно в 1,5 раза больше по объёму, чем уже прочитанная и прокомментированная мной статья другого автора, тоже Александра, Беззубцева-Кондакова «Наш человек в коммуналке», которая разместилась на тринадцати страницах журнала. Повесть же Александра Медведева захватила четвёртую часть журнала, расположившись на девятнадцати его страницах.

Почему я так акцентируюсь на объёмах произведений? Пока не знаю. Просто обратил на это внимание.

Евгений Чепкасов. «Художественная литература и шаманские сказки».

Интересная параллель в названии. Автор хочет увидеть сходство между ними? Или разглядеть различия?

Сейчас узнаем.

«Для начала следует заметить, что писатели не медиумы и пишут отнюдь не под диктовку потусторонних сил. Писательство — это кропотливая, изнурительная и радостная работа, всегда неровная и в равной степени зависимая от вдохновения, таланта и трудоспособности». В подавляющем большинстве своём – таки, да. Но во всех областях науки и искусства существуют ещё и гении. Вот с ними сложнее. Я склонен считать, что эта категория, эта избранная каста творческих людей создаёт нетленку и совершает открытия, воистину получая информацию чуть ли не под диктовку или улавливая какие-то космические сигналы, которые доступны только их сверхтонким чувствительным антеннам восприятия.

«Наиболее прост вопрос о трудоспособности. Это качество писателя совсем не таинственно и ничем не отличается от трудоспособности рабочего, роющего котлован. Здесь и трудовые навыки, и самодисциплина, и выносливость, и стимулирующие факторы (перечисленные выше). Для выполнения работы большого объема и высокой сложности нужна, соответственно, и огромная трудоспособность. Писать отдельные стихотворения или рассказы менее утомительно, чем поэмы или романы. Удовлетвориться первым же вариантом написанного менее хлопотно, чем многократно дорабатывать текст. Умение выжать из себя максимум — это и есть трудоспособность». Полностью согласен. Талант – это действительно всего лишь 1% вдохновения и 99% пота. Непонимание этого простого момента не дают творчески расти и подниматься многим современным авторам, выбравшим для себя стезю литературы.

Только гении могут писать сходу готовые произведения, не требующие какой-либо особой правки. Остальному же творческому люду, в разной степени талантливым писателям и поэтам, нужно править свои произведения. Со своими произведениями нужно и должно работать. Стараться сделать свою работу как можно лучше – это никакое не «супер-пупер» качество в человеке, это просто нормально. Многих начинающие литераторы (да, и не только начинающие, к сожалению) думуют, что работа над произведением / его правка и отточенность — работа корректоров и редакторов. Часто можно услышать: «как в меня Бог вложил, так я и выдал,… и менять ничего не собираюсь, это лишь испортит произведение…» или « теперь редакторы пусть этим занимаются…».   Как говорится, и смех, и грех!

Полагаю, большинство литераторов, которые рассуждают подобным образом, лукавят. Они вполне понимают, что значит «правка произведений», что такое кропотливая работа с произведением, и просто не горят желанием этим заниматься.

Возвращаясь к уже упомянутому мною выражению «Талант – это 99% пота  и всего лишь 1% вдохновения», хочется сказать, что многие литераторы, в открытую ли, в закрытую ли (чаще всего в закрытую), причисляют себя как бы невзначай к касте гениев и не хотят свой талант развивать.

Я немного отступлю в сторону и слегка разовью эту тему. Я поднимаю ее периодически на всевозможных литературных ресурсах.

А суть ее такова.

Я считаю, что гениальность – это не самая высшая точка таланта, а нечто, совершенно отличное от него, находящееся вне его. Нечто отдельное и самостоятельное. Гениальность, на мой взгляд, должна рассматриваться отдельно от таланта, а не вкупе с ним.

Талант ( или, если угодно, дар) –  просто предрасположенность человека к какому-то определённому виду деятельности. И предрасположенность эта у кого-то может быть в наличие всего на 1%, а другим достаётся от природы (эгрегора, бога или каких-то других высших сил) больше, вплоть до 100%. Но и стопроцентная талантливость – это не гениальность. Я в этом уверен. Гениальность — это нечто, стоящее вне шкалы измерения таланта, …это отклонение… аномалия, если угодно»

Но… я несколько увлёкся, развивая тему, заданную Евгением в его первой части исследовательской статьи, озаглавленной им  «Об Источнике таланта и источниках вдохновения».

Рассуждения автора о вдохновении и озарении, о тёмных и светлых их источниках, не бесспорны, но довольно, таки, интересны.

«II. Феномен шаманских сказок» называется вторая часть этого повествования.

Осилил и эту часть. И скажу так. Надо сильно постараться, чтобы столь благодатную для рассказчика тему передать с такой сухостью и непритягательностью. Немного, правда, поддержали интерес пространные цитаты из работы Т. Д. Булгаковой «Шаманство в традиционной культуре: системный анализ».

И совершенно непонятное заключение этой самой второй части:

«Но вопрос заключается в том, является ли художественная литература высоким этапом развития шаманской сказки». Какой такой вопрос? Откуда он, вообще, вдруг, появился?

Третья заключительная часть статьи. «III. «Скрытый демонизм»?»

И с ходу «Если признать, что художественная литература — высокий этап развития шаманской сказки…». А с чего, вдруг, нам это признавать? И почему бы, к примеру, не попробовать признать, что пылесос – это агрегат для производства зефира, и не провести по этому поводу исследование?

В общем, как говорится, начал автор за здравие, а кончил за упокой. Чего-то мешал, мешал… бодяжил, бодяжил.… Взял для своего литературного блюда вроде бы всего два вполне совместимых ингредиента, но зачем-то намешал туда всего понемножку, и в конечном итоге самого блюда так и не получилось.

В голове мелькнула фраза: «О пользе влияния шкварок на тефлоновое покрытие сковородки».

А концовка так и вообще разулыбала.

«И некоторые писатели, судя по их творчеству, черпали и черпают вдохновение из божественного источника. Быть писателем и не стать шаманом — задача вполне посильная для того, кто хочет служить своим творчеством Богу и людям. А если Вы, уважаемый читатель, имеете склонность к писательству, ощутили наплыв вдохновения и засомневались насчет его источника, сделайте так: встаньте, прочитайте «Царю Небесный», перекреститесь и смело садитесь писать».

 

Простым, но очень хорошим литературным языком делится с читателями своими воспоминаниями Виктор Кречетов. Повесть «Выплывший из реки времени» представлена первой главой, которая окунает нас с головой в «хомутовское» детство автора. Глава так и называется – «Детство в Хомутовке».

Рецензировать, комментировать или обозревать отдельную главу произведения без привязки к самому произведению – дело несерьёзное. Для того, чтобы полноценно судить о произведении, его надо читать целиком, слово за словом, глоток за глотком выпивая произведение, пропуская его через себя.

Пока же могу сказать только одно: я прочитал главу с интересом и, дочитав до «продолжение следует», мне действительно хотелось продолжить читать.

 

Дальше идёт страничка качественной поэзии Алексея Ахматова.

 

Следом – страничка с презентационной рекламой сборника рассказов Сергея Носова «Полтора кролика».

 

Ещё пара страничек посвящена моему любимейшему поэту Михаилу Юрьевичу Лермонтову (окрещенному почему-то в журнале Юрием Михайловичем). Заметка, хоть и называется «Поэзия и живопись в творчестве Юрия Михайловича (?) Лермонтова», всё же поэзии поэта касается лишь вскользь, делая большей частью акцент на Лермонтова – живописца.

Ну что я могу сказать? О Лермонтове мне всё интересно, это моё слабое место.

Ещё одна страничка поэзии, которую представляет Роман Всеволодов.

Три довольно, таки, приличных полуфабриката расположились на его страничке. Осталось только приготовить из них стихотворения. Извлечь, так сказать, поэзию на свет.

 

И в заключение неплохое эссе о Медном всаднике Алексея Филимонова.

 

На последней странице этого издания всё, как полагается, — регистрация… тираж… заказ…  печать… формат… редакция… главный редактор… технический редактор… электронная почта… и проч.

 

Ну, что же, подведём итоги.

Действительно, многие мои пожелания и рекомендации из предыдущих обзоров воплощены в жизнь. И это не может не радовать. Но не потому, что это каким-то образом тешит моё самолюбие. Нет. Это награда — видеть, что проделанная тобою работа принесла кому-то пользу, пригодилось кому-то.

Я не буду более подробно останавливаться на том, о каких именно изменениях идёт речь. Кому это интересно, может просто почитать мои предыдущие обзоры журналов.

 

 

Олег Чабан. Санкт-Петербург, наб. кан. Грибоедова, д. 2Б. 21 марта 2013 г.     

(нюрайтеры и нюрайтерство)

 

Перестройка и последовавший за ней развал СССР привели к разрыву связи времён практически во всех областях знаний. В том числе, и в литературе. В лихие 90-ые прозаики и поэты, наряду с другим разношёрстным людом, с головой окунулись в рыночные отношения. Одни мечтали подняться, другие просто пытались выжить. И тем, и другим было не до передачи эстафеты. А когда, в начале уже следующего, 21 века, разбогатевшие, разорившиеся и просто выжившие литераторы захотели вернуться к прежней жизни, они с удивлением обнаружили, что их там особо-то и не ждут. Пока они шастали  со своими бреднями по просторам 80-х и 90-ых, пытаясь выловить в мутной воде куски, которые падали от раздираемой в верхах добычи, практически из ниоткуда появился новый пласт людей – Homo scribens (человек пишущий).

Эти люди заполонили собой всё и вся. Практически всё постсоветское пространство за два с половиной десятилетия из «самого читающего» населения мира, превратилось в «самое пишущее». Как по щучьему велению все в одночасье из читателей перевоплотились в писателей. Безо всяких литературных объединений и кружков. Без какой-либо профессиональной или просто специальной подготовки.

И когда литераторы старой (читай: профессиональной) школы попытались вмешаться в этот процесс, они, вдруг, с горечью осознали, что безвозвратно упущено что-то очень важное, что-то весьма ценное. То, что передавалось из поколения в поколение. От мастеров ученикам.

Знания.

Накопленный багаж знаний, профессионального мастерства, умений и навыков оказались невостребованными.

Homo scribens не только не хотел ничему учиться, он даже и не собирался этого делать. А зачем? Ведь, стало можно не только писать, что захочешь, но и публиковать оное. За свой счёт, конечно. Ну так, для того, чтобы уверить самого себя и с десяток  других людей в своей исключительности и неповторимости, никаких денег не жалко.

Ну, а спрос, как известно, всегда рождает предложение. И на этой почве ещё более стремительно появились когорты предприимчивых людей, которые занялись «издательским» делом. Они по приемлемым ценам стали продавать «гомо скрибенсам» ИХ же произведения. Наступило время, когда любой мог написать, что угодно и издать это тем самым «сувенирным» (100-500 экз.) тиражом. (Про тиражи (если это можно так назвать) ниже 100 экземпляров, вплоть до 1 (!), я вообще писать ничего не хочу. Так как, это совсем, уж, эксклюзивные вещи, предназначенные для демонстрации внукам и внучкам во время будущих рассказов у камина о захватывающих приключениях в бытность своей «писательской» деятельности).

Таким образом, любой уважающий себя Homo scribens обзавёлся в скором времени одной (а то и двумя, тремя, четырьмя…) подобного рода самиздатовскими брошюрками, именуемыми с гордостью книгами. И, разумеется, со временем встал вопрос: и куда теперь всё это г…ениальное девать? Обычного населения, того, которое не ушло в «гомо скрибенсы», осталось крайне мало. И каким-то особым спросом у них данная продукция не пользовалась. Но, ведь, то, что нельзя продать, можно подарить. И начался тотальный процесс раздаривания своих честно купленных трудов. Читать друг друга нюрайтеры (от англ. new writers) не собирались. Они же теперь писатели, а не читатели. Но обмениваться своими массивными многолистовыми «визитками» продолжали по-прежнему весьма активно.

А так, как свято место пусто не бывает, то те, кто постарше (читайте: значительно старше) не преминули воспользоваться образовавшейся брешью в разрыве литературных поколений и тотальном безученичестве. И, вот уже на свет появились всякого рода гуру, наставники и мастера. Они стали создавать всевозможные кружки, секции и даже целые организации. Это неплохо, что старшее поколение постаралось какой-то общностью, идейностью объединять вокруг себя поколение более молодое. И, полагаю, что в большинстве своём, ими изначально двигали исключительно благородные стремления, и они просто хотели помочь, говоря что-то вроде: «Я такой же, как вы. Просто, возможно, знаю где-то в чём-то больше, чем вы. И я охотно этим с вами поделюсь, чтобы вы не теряли время на это. Но я ни в коем случае для вас не учитель и не наставник. Повторяю: я такой же, как и вы». Но, думаю, со временем с ними приключилась обычная метаморфоза и присущая человеку во все века жажда своей значимости взяла верх.

Ох, уж, эта жажда значимости! Она, на мой взгляд, похлеще «звёздочки» для человека творческого. Да, впрочем, и не творческого.… Один за другим, как по заказу, в голове начали всплывать кадры из фильма советских времён «Верные друзья» (Мосфильм, 1954 год. Режиссера Михаила Калатозова). Главные роли в нём исполнили: Александр Борисов, Виталий Меркурьев и Борис Чирков. Эти артисты замечательно сыграли роли верных друзей. Те, кому сейчас за сорок, смотревшие этот фильм, сразу поняли, почему мне вспомнилась эта лента. И за что два друга хотели макнуть третьего в реку.

Значимость.… Когда-нибудь я выберу время и посвящу этому понятию отдельную статью.

Пока же ограничусь тем, что есть, и продолжу свою основную мысль.

Так вот. Новоявленные наставники, эти самые лже-учителя, уверовавшие в собственную значимость, способствовали развитию, процветанию и укреплению нового вида Homo scribens, ничуть не меньше пройдох с девизом «Продам вам то, что вы написали». Надо всё же постараться быть справедливым и отдать должное новоявленным гуру. Они не отговаривали нюрайтеров учиться писать. Даже наоборот, твердили им, что тем необходимо повышать свои знания. Вот только, когда вставал вопрос: у кого учиться, где брать эти самые знания, то всё становилось на свои места. Как у кого? У них! Они всё знают и всему обучат. Пытаясь таким образом повысить свою значимость, и выдать ту малость, имеющихся у них знаний, за нечто очень ценное, весомое и важное, эти выскочившие из (сами знаете откуда) на лыжах, наставники добились только одного: нюрайтеры в большинстве своём, не сговариваясь мысленно послали их всех, и ушли на вольные пастбища. Весьма справедливо рассудив, что нет никакого смысла учиться у людей, которые выпали в своё время из литературного поезда или опоздали на него. А то и того хуже, — у тех, кто пришёл их учить от сохи (читай: станка, баранки, рынка и проч).

Корявые строчки с элементарной безграмотностью, незнанием азов стихосложения и неумением плести поэтические и прозаические узоры, стали выдаваться нюрайтерами за новый стиль письма, за новое направление в литературе. Явление, как в литературе, так и в искусстве в целом, отнюдь не новое. Но никогда ещё оно не приобретало такой массовости.

И тем самым, был отринут за ненадобностью сам институт редактуры.

 

И, тем не менее, Homo scribens, породивший нюрайтеров – явление, отнюдь, не негативное. Несмотря ни на что, нюрайтерство способствовало появлению большому количеству довольно хороших поэтов и писателей. Да, конечно, это не гении. Но это талантливые люди, стремящиеся к самореализации и пытающиеся самосовершенствоваться всеми доступными им способами. И это радует и вселяет  надежду. Потому что именно эти качества плюс неудовлетворённые амбиции приведут их в конце концов в покинутый и заброшенный мир редактуры.

Несмотря на то, что очень многие Homo scribens скоро наиграются в «пишущих» людей и разбегутся по своим, более им привычным и свойственным местам, всё равно количество, порождённых ими нюрайтеров останется очень высоким. И в нюрайтерской среде рано или поздно начнётся самая обычная конкуренция, которая так же, как вышеперечисленные причины, поведут наиболее целеустремлённых нюрайтеров в институт редактуры. А за ними потянутся и остальные.

Таким образом, Hono scribens и нюрайтерство, порождённое им – это ни что иное, как тот самый литературный перегной, который сделает эту почву снова благодатной и плодородной. И на ней, как грибы после дождя, появятся новые имена. И очень скоро, если ни в этом десятилетии, то уже в следующем, засияют на небосводе новые звёзды, появятся новые гении. Пусть и непризнанные по началу. Но им, гениям, к этому не привыкать.

Я не просто верю в это, я это знаю.

 

Я сознательно избегал в данной статье каких-либо имен и названий объединений. Моя задача заключалось только в том, чтобы вкратце познакомить читателя с новым видом homo – Homo Scribens. И появившимися из их среды нюрайтерами.

 

 

Олег Чабан. Санкт-Петербург, наб. кан. Грибоедова, д. 2Б, 26 апреля 2013 г.                                     

 

 

                                             МОЁ ОБОЗРЕНИЕ

 

Традиционно начну свой обзор с внешнего вида.

Осматриваю книгу со всех сторон и под разными углами. Обнюхиваю. Оглядываю. Пробую на зуб. Стучу по обложке. Никто не открывает. Захожу сам. Листаю.

Резюмирую.

Книга хорошая, качественная (это я пока о внешнем виде). Прочный переплёт. Твёрдая обложка. Качественная бумага и печать. Но…

В одном из романов Джорджа Мартина из цикла «Песни льда и пламени» («The Song of Ice and Fire») один из героев говорит: «Мой брат научил меня не обращать внимания на то, что говорят до слова «но».

Так вот. Но…

Бросаются в глаза две вещи: первая — шрифт несколько мелковат, его бы увеличить на «1»; вторая – внешний вид обложки (цвет, оформление, дизайн, тональность…) очень сильно напоминает книжки советских времен, годов 70-80-ых. Кажется, что положи её на одном из книжных развалов 2- ой половины 1980-х гг., и она мгновенно сольётся с другими такими же.

Ну что ж! Внешний осмотр состоялся. Переходим к «начинке».

Как я уже писал выше, издание качественное. Впрочем, по-другому и быть не может. Так как альманах выпускается под эгидой Литературного фонда «Дорога жизни» и Общества «Молодой Петербург» при Союзе писателей России. Что уже само по себе просто никоим образом не позволяет опустить планку хоть на миллиметр ниже. Присутствие довольно сильного редакционного совета и полноценной редакционной коллегии не может не радовать. А, уж, наличие корректора – просто умиляет.

Почему я остановился на этих моментах? Ведь, это же просто нормально для любого художественного произведения. Вот именно – нормально. Но на фоне самиздатовской «сувенирной» (как я её называю) продукции тиражами от 1 (!!!) до 500 экз., заполонивших собою всевозможные литературные «междусобойчики», на которых литераторы обмениваются практически никому, кроме них самих, ненужными книжками, данное издание выглядит мощно своим статусом. Хотя, повторюсь, это просто нормально.

Но и здесь я усмотрел один маленький недостаток. Не хватает картинки (иллюстрации, фотографии) на странице, соседствующей с титульным листом (авантитуле). Что-нибудь из видов Санкт-Петербурга, да ещё в цвете – было бы самое оно.

Далее.

Я, в целом, не сторонник «Содержания» в начале книги. Но, считаю, что для журналов и подобного рода альманахов – это оправданно и удобно.

Понравилось, что издание имеет разделы. Притом, каждый раздел, кроме названия, имеет ещё и толкование, чему именно посвящён это раздел. К примеру, видим раздел «Периферическое зрение». И тут же, прямо под названием раздела в «Содержании» находим пояснение «Обзор событий и явлений современной литературной и культурной жизни». Ясно и понятно. И это очень удобно для читателя. А, стало быть, — хорошо.

Для издания с периодичностью в год, коим и является обозреваемый мною альманах «Молодой Санкт-Петербург» иметь четко выраженные, постоянные разделы, казалось бы, не так, уж, обязательно. Но я бы всё же рекомендовал, думая о будущем, потихоньку — помаленьку обрастать такими разделами. Нужны и «плавающие» разделы с изменяющимися названиями. Но вкупе с ними нужны разделы постоянные, с одними и теми же названиями и тематиками.

 

Очень хорошо, что альманах начинается со вступительного слова главного редактора. Литературные (литературно – художественные) газеты и журналы, литературные альманахи (подобно обозреваемому), некоторые виды тематических сборников  и прочие подобные издания просто обязаны иметь «колонку редактора».

Теперь, собственно, к самой заметке «От лица главного редактора».

Прочитал. Осмыслил.

Это даже не заметка, а целая статья, притом, довольно, таки, насыщенная, цельная, с четко выраженной позицией по многим вопросам.

Задался вопросом «А стоит ли обозревать вступительное слово главного редактора Алексея Ахматова?». И сам себе же и ответил: «А почему нет? Мне есть что сказать. И за, и против».

«Вопрос глубже: нужно ли выходить в таком кондовом виде – твёрдая обложка, формат А-5, строгая разбивка на разделы?» Отвечаю: да, да и да. Это планка, опускать которую не стоит. Видоизменяться можно и не отказываясь от вышеперечисленного.

«К сожалению, поэты сегодня вообще не имеют доверия к институту редактуры и не умеют работать с редактором. Это – большая трагедия нашего времени, но это и объективная реальность». Согласен, что не имеют и не умеют. Но трагедия, на мой взгляд, всё же не совсем в этом, а в том, что — не хотят. И это гораздо хуже. Так что, надо с одной стороны уметь быть гибкими и делать небольшие скидки на это, но ни в коем случае не принимать данный фактор, как «объективную реальность». С этим надо работать, работать, и ещё раз работать. Бороться, бороться, и ещё раз бороться. Объяснять, объяснять, и ещё раз объяснять. Такое явление нельзя принимать, как временное. Потому что именно такое временное чаще всего становится постоянным.

Но я не вхожу этими строками в противоречие с главным редактором альманаха. Так как, он же дольше пишет: «Но куда идти нынешним начинающим поэтам, которые даже не ведают, что «раздеты догола»? Ведь, степень одетости им сравнить не с чем. А когда не с чем сравнить – все становятся королями. Голыми, правда, но королями. И самая коварная штука, что они об этом не догадываются. Ведь их несуществующие мантии крепко поддерживают культуртрегеры и критики, издательства и фонды. Кто объяснит начинающим, что главные пропагандисты их недоделок их же и убивают? Они всерьёз считают, что говорят на новом поэтическом языке. Что они поэты 21 века. Но мастером в конце века 20-го сказано: истину замуровали для воцарения праха и тлена». Ну, что сказать. Очень хорошие строки.

Но, вот, дальше… как раз то самое моё «против».

Я не буду описывать и цитировать всё, что написано в статье по поводу свободы для творческого человека. Приведу лишь три ключевые фразы, на мой взгляд: «Возможно, СВОБОДА, как ни парадоксально, есть главный враг творческого человека. Его личный Мефистофель. Получая её, он частенько расплачивается собственной душой». Вот так вот! И никак иначе. Ни больше, ни меньше.

Мне как-то не очень хочется разводить большую полемику на этот счёт. Скажу лишь, что я категорически против такой трактовки свободы для творческого человека.

Одновременно с этим, я понимаю, что именно сподвигло главного редактора на такие слова. И он сам об этом пишет. Я скажу практически то — же самое, но несколько другими словами. Доставляет большое огорчение видеть, как развалились старые школы писательского мастерства, редактуры, критики и пр. А на их месте, к ещё большему огорчению, не выросло ничего нового. Идёт развал и шатание. Многие берутся учить, сами при этом ничего толком не умея. Нет новых имен в литературе. Имен ярких, бесспорных. Не говоря, уж, о плеяде имен, в которых бы мы все видели будущее нашей литературы.

И, тем не менее, я смотрю на всё это с позитивной точки зрения. Лично я считаю, что литература в России, начиная с конца прошлого века, а точнее, с 90-ых годов находится на подъёме. Или, выражусь яснее: она готова к этому самому подъёму. Она, словно огромное бескрайнее поле под парами. И кишащая на нем писательская масса – не что иное, как перегной для новейшей литературы, для новых имен, и, если угодно, для новых гениев! И свобода ей (литературе) сейчас нужна, как никогда ранее.

И, как это ни странно, именно самолюбие и амбиции авторов со временем станут их первыми движителями в освоении сначала самостоятельной правки своих произведений, а затем и желанием (!) редактуры оных.

В одной из переписок с Марией Наклейщиковой (Машук) у меня есть такие строки:

«Ты понимаешь, ЧТО происходит?

     Понимаешь, ЧТО всё больше проявляет свои очертания?

     Запах ЧЕГО так будоражит наши ноздри?

     Это ОНА! Она оживает на наших глазах! Это мы, наше поколение, вывели ее из комы!

     Важно не просто самому выигрывать какие-то конкурсы и призы.  Важно видеть, как побеждают и добиваются поставленной цели, идущие рядом с тобой, дышащие с тобой одним воздухом, воздухом, насыщенным переменами. Важно варится в этом котле со своими единомышленниками и современниками во времена литературного подъема в России. Важно видеть в реале на деле, как рядом с тобой, рука об руку, поднимается и крепнет новый пласт литературы. Как появляются новые имена. Новые произведения. Новые направления. И самое главное – новый виток интереса к литературе, жажда чтения у людей.

     В эру новой литературной революции.

     Это наше время.

     Наша эпоха.

     Наше становление.

     Мы — реаниматоры Литературы.

     Мы – ее перегной».

 

Наивно? Романтично? Несколько пафосно?

Возможно.

Но дело в том, что действительно так считаю. И искренне в это верю.

И прекрасно знаю, что многие со мной не согласятся, сказав, что всё это – лишь красивые слова. И, уж, тем более, очень-очень немногие согласятся считать себе этим самым перегноем для будущих великих имен. Полагая (вслух или про себя), что они-то и есть — эти самые имена.

А закончить свой стихийно вырвавшийся на свободу монолог старым анекдотом в тему:

 

«К одному бездарному писателю явился Сатана и говорит:
— Ты плохой писатель и уже никогда не напишешь ничего хорошего, но я могу
помочь тебе! Ты будешь писать по 5 романов в год в течении 5 лет и каждый из
них станет бестселлером и будет напечатан миллионным тиражом. Но за это погибнут
все твои родственники. Не торопись отвечать, подумай… Завтра я приду за
ответом.
С этими словами он исчез.
Писатель остался и стал думать…
— Так! Значит, я буду писать по 5 бестселлеров в год на протяжении 5 лет, и
каждый из них выйдет миллионным тиражом. Но погибнут все мои родственники.
— Еще раз… Значит, за 5 лет я напишу 25 романов, и каждый из них станет
бестселлером и разойдётся миллионным тиражом. Но погибнут все мои родственники.
Чёрт! На чем же он хочет меня подловить??? В чём тут подвох?!»

 

И вот с этой лёгкой улыбкой я отправляюсь знакомиться со второй частью редакторской колонки, с позицией заведующего отделом поэзии данного ежегодника Алексеем Лебедевым.

Итак.

«О кольце всевластия и премии «Молодой Петербург».

Прочитал.

Ну, что я могу сказать? Я согласен с Алексеем во многом. Особенно относительно редакции произведений. Единственно, что нет во мне его здорового пессимизма, напора и агрессии (которую он пытается несколько смягчить пафосом и некоторой долей самоиронии).

«Мы не верим, что вас можно исправить, что вы также проникнетесь тайной магией, потому что для этого нужно страдание и сомнение, а вы уверены в себе…». А я верю. Притом, без какого-либо напряга. Те, кто захотят расти, как поэты, как творческие единицы – неизбежно придут к институту редактуры. А те, кто не захотят – сойдут на нет и канут в лету. Это естественный и закономерный процесс. И никуда от него ни тем, ни другим не деться.

«Вы даже мысли о собственных ошибках не допускаете, все, что высказано вами в стихах, единственно, потому что верно, так или никак…» Допускают, Алексей… допускают. И не только допускают, но и знают о многих своих косяках и прогибах. Просто, многие из них торопятся сделать себе какое-никакое имя. У кого-то получится получить это временное имя, у кого-то – нет. Из тех, у кого получится, кто-то успокоится и пойдёт дальше ремонтировать квартиры, копать картошку и вязать макраме. Этим уже будет, что рассказать своим внукам о «гремевшем некогда поэте», а большего им и не надо. Другие же пойдут дальше, к настоящим высотам, к настоящему имени в литературе. И, вот, здесь-то им и не избежать, в конечном итоге, потребности редактуры, её необходимости.

Я не буду возвращаться к «перегнойности» нашей литературы, описанной мною выше. Лишь добавлю, что в этом самом перегное, борясь друг с другом, активно копошась в поэтическом навозе, появляются свои маленькие «звёздочки», свои маленькие имена. Станут ли они большими, станут ли они настоящими – это покажет время.

Из таких «звёздочек» в Питере я бы, пожалуй, выделил Андрея Кузнецова (Арчета) и Стефанию Данилову (Стэф), которая, кстати, весьма неплохо поэтически подросла за предыдущий (2012-ый) год. И дело тут отнюдь не в присвоении её премии Хлебникова. А в том, что налицо работа с текстами. Да, косяков в творчестве по-прежнему хватает. И у Андрея, и у Стефании. Но они идут дальше. Они растут (в данном случае, я не об известности, а о мастерстве). Могли бы они расти быстрее, стремительнее? Могла бы их поэзия становиться более качественной? Да, бесспорно. Пока что они сами себе мешают в этом. И одна из таких помех — то самое неприятие института редактуры. Но дело в том, что уже и сами это начинают понимать. И не они одни.

Повторяю. Чем выше будет забираться поэт на Парнас, тем большие требования будут предъявляться к качеству его поэзии. Временем. Людьми. И им самим. И никуда от этого не деться. Я убеждён в этом.

А пока что…

Не стоит становиться на пьедестал «правильности» и беречь свои «прелести».

«Прелестная» речь Алексея, на мой взгляд, подобно речи отца, задумчиво смотрящего на копошащихся у его ног детей, ещё не умеющих даже толком ходить, но зато уже вовсю, весело и беззаботно, рассекающих на четвереньках: «Никогда… никогда вы не научитесь ходить, не сможете работать и есть самостоятельно…, никогда не научитесь думать и жить своим умом… эх!»

Всему своё время, — отвечаю я Алексею Лебедеву, — всему своё время.

Далее, по ходу статьи, автор чихвостит парочку поэтов, Гришаева и Хохлову, о которых я, увы, до этой статьи и слыхом не слыхивал (что лишний раз доказывает «местечковость» навозных «звездочек»).

Особо в учиненный разнос я не вникал, т.к. у самого впереди целый сборник этого добра. Да и хочется непредвзято оценить творчество оных поэтов, размещённых, я так полагаю, в данном альманахе. А посему пролистал этот участок, перейдя прямиком к заключительному слову соредактора сборника «Молодой Санкт-Петербург», с коим, прочитав, в целом согласился.

Порадовал душу Сергей Пагын своей поэтической подборкой. Хорошая и качественная поэзия. Два стихотворения («Однажды подумаешь ночью бессонной» и «А здесь и смерть нетрудно продремать»), не откладывая в долгий ящик, сел и озвучил (записал на аудио под музыку). И снова получил удовольствие.

 

В разделе «Периферическое зрение» под вывеской «Обзор событий и явлений современной литературной и культурной жизни» Борис Лукин делится своими мыслями в статье «О стихах, о талантах… о поэзии, или Танцуем от печки».

Это должно быть интересно. С предвкушением этого начинаю читать данную статью.

Прочитал. Действительно интересно и профессионально написанная статья.

«Сойдёт на нет мечта о литературной славе у миллионов взявшихся за «перо» сограждан, как только перестанут раздавать звания и деньги налево и направо».  Это бесспорно так. Добавлю лишь, что у большинства этих самых «оперившихся» сограждан со временем пропадёт желание к сочинительству, даже если звания и деньги не перестанут раздавать. Им, как и всем прочим временщикам, просто-напросто надоест играть в одну и ту же игру. Ну…, подавляющему большинству, во всяком случае.

Далее идёт сумбурная, противоречивая и непонятная заметка Петра Тарасова «О праздниках». В ней Петр то ли хочет запретить Новый Год, то ли Рождество переименовать в День Победы, то ли просто просит перетасовать коло… то бишь, праздники. Короче, лично я ничего не понял. Ни того, зачем менять праздники. Ни того, зачем (и о чем) эта заметка. Автор что-то хотел сказать. Сказал. Ну и, слава богу.

Довольно неплохая литературоведческая статья Алексея Филимонова о творчестве Ильи Тюрина оставила послевкусие некоторой замудрённости.

Следом идёт довольно неплохая подборка стихотворений Екатерины Дедух. Расти, конечно, автору есть куда, но то, что девушка поэтически хорощо одарена от природы – бесспорно. Образность, простота и законченность в стихотворениях располагают к себе.

Этот раздел незаметно подошёл к концу.

Переходим в следующий.

 

«На нашу полку прибыло» — гласит вывеска. И снизу (помельче): «Размышления о недавно вышедших или готовящихся к печати изданиях».

Первая статья написана Людмилой Бубновой и называется «Жёлтые заплаты истории (Об исторических романах Юрия Деткова)».

Несколько ворчливое начало с экскурсом в социализм немного напрягает, но, благо, оно не затянуто. И дальше уже становится интереснее. Чувствуется, что автор с легкой иронией ненавязчиво делится с читателем своим мнением о состоянии дел в литературной России. О количестве поэтов, писателей, журналов, альманахов и газет, и об их качестве. И, самое главное, — зачем всё это надо.

Ироничное «Писатели носятся с собственными книгами (как они их издают – коммерческая тайна) и раздают бескорыстно направо и налево» переплетается с взывающим «Не сдавайся! Ты благороден, — я люблю тебя, современник. Как Свидетель времени тебе говорю».

Отдельным абзацем хочется процитировать одно из высказываний автора:

«Половодье пишущих – явление в литературной среде не только настойчивое, но целенаправленное, и не только положительного значения, но ВЕЛИКОГО СМЫСЛА. Люди интуитивно пытаются охранить свой интеллектуальный гуманистический облик и преодолеть расплав головного мозга».

Полностью солидарен с Людмилой в этом. Я и сам постоянно говорю и пишу нечто подобное.

Ну, а дальше начинается авторский обзор этих самых исторических романов Ю. Деткова. И мне тут, собственно говоря, делать больше нечего. Так как, для этого надо эти самые романы прочитать. Ну, или, как минимум, иметь их под рукой. А так как ни Юрия Деткова, ни его романов у меня под рукой нет, то я просто пробегусь трусцой по данному обзору.

Но пока прервусь ненадолго.  Вот, для чего.

Пока я читал альманах с самого начала, то периодически наталкивался на косячки и косяки в пунктуации, фразеологии, построении предложений,… с чем не сталкивался, так это с грамматическими ошибками… как-то, вот, явных таких, очевидных в глаза не бросилось, что уже хорошо (хотя, конечно же, это просто нормально и не более того). Так вот. В очередной раз, натолкнувшись на казус в виде «…пытается удовлетворить и нашим и вашим» (стр. 61, заключительная строка), я понял, что как-то этого добра становится многовато. А быть-то его по идее, вообще не должно. Просто не должно быть и всё тут. И это опять же просто нормально. Так как у любой нормальной книги должен быть редактор. А тут… мать моя!.. цельная «Редакционная коллегия». Ни больше, ни меньше! Семь «редакционных коллег»! Это вам не хухры-мухры! И для чего? Лучше бы ограничились тремя, но действующими – главным, художественным и техническим.

Потому-то я и решил, обозревая дальше данный альманах, подобного рода ляпы вытаскивать на свет божий! Раз, уж, мы все рьяно ратуем за редактуру, то сами должны быть в этом безупречны. Как говорится, начни с самого себя.

В сам разбор исторических романов Юрия Деткова глубоко не влезал, но, пробежавшись даже поверхностно, обратил-таки внимание, что прошлась по ним Людмила довольно основательно.

И в заключение процитирую ещё один, заключительный абзац её статьи (потому как просто хорошо):

«Как Ментор скажу своё наставление нашим членам Союза писателей России. Не пользовать известными пословицами, поговорками, слоганами, забыть мифы Древней Греции, русские народные сказки – придумывать свои новые, лучше прежних. Не считать себя ни умным, ни глупым, ни эрудированным и культурным – чистым от всего подобного наносного ила и мутной воды. Не было никаких философов, кроме вас, не стоит за них цепляться – чужое глубокомыслие не помогает собственному.

     И начинать что-нибудь стоящее – свежее…

     Бог живёт только у нас в голове – он поможет…»

Пока перепечатывал этот «абзац +», не раз спотыкался. Так и подмывало поправить текст, подредактировать. Но, во-первых, это выдержка из текста, которую я просто цитирую одним куском. А во-вторых, не хочется (да и не уместно как-то) смазывать разбором неплохие, в общем-то, по смыслу слова. И, в-третьих, в конце концов, я не редактирую этот альманах, а всего лишь обозреваю.

Статью «Жизнь после смерти (Впечатления от прочтения книги Юлии Андреевой «Многоточие сборки»)» прочитал на одном дыхании. Правда, с небольшой пробуксовочкой в начале, когда Сергей Арно ещё пытался написать что-то непосредственно о книге Юлии, (о которой я так в сущности ничего и не узнал). Но зато как же вкусен автор статьи в своих отвлечениях, шагах немного в сторону, в своих ностальжинисто — романтических этюдах полётов в прошлое. И даже попытки кое-где и дальше вставить по паре предложений о книге Андреевой, особо этих экскурсов и впечатлений о них не портят.

Порадовал Владимир Коркунов своим произведением «Красивы ли красивые вещи? (О сборнике «Красивые вещи»). По началу, читая вступительную речь Судьи, мелькнула мысль, что сейчас изподвыподверта книжку публично оближут и скажут: «Вкусно». Но моя догадка, к моему полному удовлетворению, не подтвердилась. Автор довольно грамотно и бескомпромиссно прошелся по данному изданию. Цитирую: «…мы хотим быть честными и справедливыми. Для этого сегодня выступят прокурор и адвокат, а потом будет вынесен вердикт в полном соответствии с понятиями совести, чести и достоинства». Подтверждаю: желание выполнено, вердикт справедлив. Этот сборник я как-то брал в руки у Маши Наклейщиковой, полистал, пробежался по текстам… и более чем уверен, что в моей голове на тот момент Владимиром была установлена «прослушка», мысли с которой он и использовал в данной статье.

«Антологию современной поэзии» (сост. Б. Лукин; М., 2009) я не читал. Поэтому сказать что-либо о статье «Наше время» Романа Круглова мне особо нечего. Не знаю, насколько она справедлива, но написана толково. Со многими мыслями автора я согласен.

Но на одном моменте этого произведения я всё же остановлюсь.

«Приз на первенство в бросании громких фраз о родине и боге (в виде золотой порванной на груди рубахе) на мой взгляд, следует присудить Н. Зиновьеву:

 

В степи, покрытой пылью бренной,
Сидел и плакал человек.
А мимо шел Творец Вселенной.
Остановившись, он изрек:
«Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных.
Я есмь твой Бог. Я все могу.
Меня печалит вид твой грустный,
Какой бедою ты тесним?!»
И человек сказал: «Я – русский»,
И Бог заплакал вместе с ним.

 

     Каково? Удивительнее всего то, что у Н. Зиновьева есть замечательные стихи, наполненные искренним чувством. Что руководило им, когда он писал эту рифмованную нелепость, квинтэссенцию фальши?»

     Если приведенное здесь стихотворение написано Зиновьем в том ключе, в котором его интерпретирует Роман в своей статье, то я соглашусь с автором статьи и его мнением по поводу стихотворения. Но лично я, прочитав этот стишок, с удовольствием и от души во всё горло посмеялся. И скажу так. Если он написан по приколу (в чём я почти не сомневаюсь), то это очень позитивное и смешное стихотворение. Я и сам иногда пишу что-то подобное. Вот, к примеру:

 

На свете жил Адам, не зная про беду

И Бог сказал ему: «Я Еву приведу,

Чтоб мог ты свой досуг разнообразить хоть».

Так фраза родилась «Не приведи, Господь!»

 

     Ознакомившись со статьей Геннадия Мурикова  «Философия жизни» я сделал однозначный вывод, что книга Б.О. Митяшина «Жизнь и философия» скучна до невозможности. Впрочем, как и сама статья.

    Следом идёт несколько менее скучная, грустная, но не пронзительная, рецензия Елены Шатохиной «Потерянное поколение» на книгу «Прощай, Молдавия». Приведенная в рецензии подборка стихотворений из этого сборника поэзии совершенно не объясняет, а причём здесь Молдавия. С таким же успехом данный сборник мог называться «Прощай, Таджикистан»  или «Прощай, Коми АССР». В связи с этим вспомнился старый анекдот:

«— Это картина называется «Ленин в Польше». На ней изображён шалаш Ленина. Из него торчат две пары ног. Сверху — ноги Дзержинского, снизу Крупской.
— А где же Ленин?
— Для особенно непонятливых повторяю: Ленин в Польше!»

 

     «Два взгляда на альманах «Молодой Петербург 2009» — это не что иное, как парочка рецензий на точно такой же сборник, который обозреваю в настоящий момент я, только за прошлый год. Короче, «прошлогодние» рецензии.

     Первая из них, озаглавленная «Путь к сердцу публики лежит через…» начинается с привычных для нашего времени стенаний, свойственных, увы, многим из пишущей братии. Типа «не тот нынче читатель пошёл… не тот…». Далее автор несколько нудновато, мутновато и мудровато (хотя, я уверен, что сам-то он считает, что просто старательно доносит свою мысль) повествует о простых, на мой взгляд, вещах:

 

     Хочешь писать так, как хочешь, несмотря ни на что – пиши, кто ж тебе не даёт.

     Хочешь большего читателя, диалога с ним – иди к нему.

     Хочешь писать так, как хочешь, и того, чтобы читатель сам шёл к тебе – стань гением.

   

     После чего автор довольно-таки неплохо объясняет, что к этому самому читателю надо идти. И даже помогает, объясняя как это лучше делать. В каком формате лучше проводить встречи поэтов с потенциальными читателями и слушателями. Что при этом надо делать, а чего лучше избегать.

     Меняю своё первоначальное мнение о данном произведении и начинаю по ходу прочтения проникаться позицией автора. Так, как она мне очень близка.

     Вот, к примеру:

     «Если бы я был поэтом, то я бы стремился к тому, чтобы мои стихи читали другие. Когда бы авторы нашли способ не всегда читать вслух все свои произведения лично, а напротив – часть чтения вслух поручать другим, они бы делали сопричастными к своему творчеству, по крайней мере, этих людей».

     Это именно то, что я уже который год активно практикую на своих выступлениях и творческих вечерах.

     Не могу удержаться и не поделиться ещё одной выдержкой из текста:

     «Я думаю, что представление поэзии публике должно по форме и содержанию отличаться от закрытой встречи стихотворцев, где разбираются и оцениваются произведения. Одно дело кухня, а другое – столовый зал. Чтобы с аппетитом поглощать блюдо, совсем необязательно знать, как оно приготовлено».

     Ну, что тут скажешь? Снова в точку!

     Далее идут практические советы, изложенные по пунктам, о том, как лучше, качественнее и плодотворнее проводить поэтические встречи для того, «чтобы её слушателям удобно было воспринимать читаемые произведения, а также почувствовать свою сопричастность к этой области искусства».

     Там же, ниже, приведены несколько примеров того, как печатным изданиям с большей пользой «достучаться» до читателя.

     И в заключение моего обзора данной статьи финальная часть оной:

     «Замечу ещё, что даже телевидение, обладающее огромной собственной способностью захватывать и удерживать внимание, считает нужным укреплять взаимодействие со зрителями с помощью внешней рекламы. Тем более, люди пишущие, не обладающие такими огромными техническими возможностями, как телевидение, должны придумывать способы эффективного взаимодействия с публикой, иначе интерес ко многим областям литературы будет находиться вблизи точки замерзания.

     Я буду рад, если изложенные соображения помогут современной поэзии расширить свою аудиторию».

     И я буду этому рад.

     И не сомневаюсь, что эти соображения (и подобные им) будут востребованы авторами. И не только поэтами, но и прозаиками.

     Понятия не имею, каким образом данная статья имеет отношение к одному из взглядов на альманах «Молодой Петербург» и к рецензии на него. Но то, что это очень даже содержательная и полезная статья – бесспорно. Настоятельно рекомендую её к прочтению современными авторами. И даже, более того, к принятию её, как инструкции к практической популяризации, как своего творчества, так и литературы в целом.

     А автору же не менее настоятельно рекомендую доработать эту статью, развить свои мысли, ещё более их упорядочить и издать небольшой отдельной брошюрой, как практическое пособие для авторов.

     Остается лишь добавить, что автор этой, порадовавшей меня статьи, Пётр Тарасов.

 

     Внезапно обратил внимание, что обещанных мною вытаскиваемых наружу редакционных косяков и ляпов, нет. Во всяком случае, тех, что так явно и очевидно бросаются в глаза, режут уши и оседают оскоминой на зубах. В глаза пока бросаются только лишь, скажем так, не малочисленные пунктуационные ошибки. И это радует. Не провалы корректора, разумеется. А успехи редакторов.

 

     Но едем дальше.

 

     Довольно едкий коллаж «Периферическое зрение «молодых петербуржцев» автора под псевдонимом (искренне надеюсь, что это всё же псевдоним) Ахрип Гултолпы мне тоже пришелся по душе. Причём, подкупила данная статья меня с самого начала своим вступлением:

     «Новый, как выясняется, альманах общества при Союзе писателей России своим внешним видом напоминает то ли телефонный справочник, то ли просроченный ежедневник». Поясню лишь, что речь идёт о предыдущем альманахе – «Молодой Петербург 2009».

     Но и «нынешний», 2010-ый никуда от этого не ушёл. Как говорится, а «воз и ныне там».

     Именно об этом (но несколько другими словами) ещё только первый раз взяв в руки «Молодой Санкт-Петербург 2010-2011», я сказал Алексею Ахматову. И с этого же я и начал это своё обозрение.

     Согласен также и с тем, что подобного рода ассорти из критических статей и поэзии (тем паче, не связанных между собой) – ход изначально проигрышный, хоть и может вызвать временный всплеск внутри между собой.

     Я согласен с автором данной публикации во многом. Всем, кто, так или иначе, занимается критикой (пусть даже только лишь устно) стоит прочитать эту статью. В ней всего-то два листочка. Но зато довольно-таки насыщенных.

     Но есть и моменты, с которыми я не согласен. Точнее, один момент. Он красной нитью проходит через всю статью.

     Вот на нём, я пожалуй, остановлюсь несколько подробнее.

     «…время подобных изданий безвозвратно ушло, кануло в Лету вслед за эпохой толстых литературных журналов и антологий, стало ископаемым».

     «…возвратить альманаху (любому) если не прежний, то хотя бы какой-то престиж – задача невыполнимая».

     «…форма альманаха безнадёжно устарела…»

     Абсолютно не согласен.

     Я, в отличие от Ахрипа, считаю, что время альманахов не ушло, а, наоборот, пришло! И подобных альманахов будет появляться всё больше и больше. Они станут маленькими островками возрождающейся литературы, площадками для полемик. Именно они станут существенной и заметной частью того самого горнила, из недр которого выйдет на свет ни один десяток литераторов новой волны: прозаиков и поэтов, критиков и публицистов. И это дело не такого, уж, далекого будущего. А пока что надо засучить рукава и немного поработать для него, для этого самого будущего. Но только исходя не из «надо», а исключительно из «хочу»… хотя немного «надо» и не повредит.

     Но я также не отказываюсь от создания сборников, о которых пишет автор, — «сборник только критики, только поэзии, только прозы и т.д.». Всякого рода полемические сборники – тоже интересно.

     И всё это будет.

     Всё это не за горами.

     Всё это уже есть.

     Но всё-таки они (сборники) будут только приложениями, вагонами.

     А локомотивами на этом поприще станут именно альманахи.

     Я это знаю.

 

     Следующий текст озаглавлен Натальей Лодеевой «Времён связующая нить» (что, на мой взгляд слишком пафосно и необоснованно высоко) и служит вступлением к сборнику поэзии «Петербургские строфы».

     Я неспроста назвал это «текстом» и «вступлением». Просто назвать это рецензией или обзором рука не поднимается. Не потому что это плохо, нет. Это обычное предисловие. Ну, или аннотация, если хотите. И довольно слащавая. Я сильно сомневаюсь, что там, в сборнике, такая, уж, качественная и безоблачная поэзия. Но ни настаивать на этой точке зрения, ни развивать её я не буду. Так как, для этого надо, как минимум, ознакомиться с этим самым сборником. Но такой задачи я перед собой не ставлю.

     Понравился же один момент:

     «Однажды от одной поэтессы я услышала: «И вот, я стала серьёзно заниматься поэзией. Для меня эти слова сродни жуткому выражению наших дней – «заниматься любовью».

     Разделяя нелюбовь автору к подобным выражениям.

     Рецензия Елены Ивановой на книгу Романа Круглова «История болезни» «История болезни Романа Круглова» могла бы привлечь внимание и стать интересна хотя бы названием. Если бы не копировала слепо название книги, а называлась бы как-нибудь хоть сколько-нибудь отлично. Скажем, «Роман Круглов и его болезни» или «Болезненный Роман Круглов»… сгодилось бы даже «Диагноз: болен поэзией».

     Название же выбранное Еленой слишком очевидно, поверхностно, а оттого и довольно банально.

     Что касается содержания непосредственно самой рецензии, то она довольно ровная. Приглаженная и причёсанная. И от этого — безынтересная. И, скорее, тоже (как и предыдущая) похожа на обыкновенное предисловие к данному сборнику стихов.

     Следующее предисловие (а это именно оно – очередное предисловие, очередного «друга» поэта) называется (уже привычным неоригинальным способом) «Стойкий оловянный третий мост» и посвящено книге Веры Мелеховой (угадайте с каким названием) – правильно! «Третий мост». Автор, Иван Ленин, пытается в данном предисловии убедить нас проникнуться «безыскусными, местами грубо соструганными» стихами Веры. Проникнуться не получилось, а вот, тем, что стихи грубо соструганы – да.

Ну, хотя бы половину до нас Иван донёс.

     Уф! Да, неужели?! Ну, наконец-то что-то другое в этом частоколе рецензий и «рецензий». И прежде, чем почитать подборку стихотворений Ольги Хохловой и высказать по ней своё мнение, я сделаю шаг в сторону, присяду на травку. (Редакторы, где тут у вас травка? Травка есть, спрашиваю?).

     Возвращаясь к статье Ахрипа Гултолпы «Периферическое зрение «молодых петербуржцев» хочу сказать ещё вот о чём.

     Конечно же, если альманахи будут забиты таким количеством рецензий на книжки с тиражом 100-500 экз., то для широкой публики это будет попросту безынтересно. «Какая-то очередная сувенирная книжка» и в наборе к ней «какая-то рецензия» — это неинтересно. Нужны рецензии на те произведения, которые народ сейчас читает. Нужно больше статей о современной поэзии, о качестве современной прозы. О состоянии дел в современной литературе. Именно статей, серьезных и вдумчивых. А не пары-тройки истеричных предложений из серии «шеф, усё пропало!». Надо «идти в народ».

 

     А вот теперь можно поговорить и о поэзии Ольге Хохловой. Именно, о поэзии. Потому что это действительно поэзия. Но, вот, с большой точки написать слово «поэзия» — рука не поднялась. По причине того, что технически эта подборка стихотворений не безупречна. Есть в текстах Ольги и сыромятинка, и хромота, и спотыкачесть.

     Но повторяю, несмотря ни на что, это поэзия, хорошая поэзия. А мастерство, оно, как и в любом другом ремесле, нарабатывается с годами.

     Озвучил пару стихотворений и из Ольгиной подборки. «Ковыляло лето над хибарами» и «Майское».

 

     Очередной раздел остался за плечами.

     Перед нами новый раздел. «Словорубная мастерская». Анализ отдельных произведений отдельных авторов.

     И начинается он с заметок о поэзии Анатолия Аврутина автора Татьяны Романовой-Настиной. «Летящий по волнам».

     Такой обстоятельной и положительной (и это ещё очень слабо сказано) рецензии на своё творчество может позавидовать любой автор. Статья-обозрение истинной аврутинистки Татьяны Романовой-Настиной – яркий пример того, как надо преподносить автора и его творчество, чтобы появилось желание его прочитать, чтобы его фамилия отложилась в памяти.

     Публицистический очерк о творчестве Виктора Пелевина. «Постмодернизм: сатира, фантастика и положительный герой».

     Сам я произведений Пелевина не читал. Как-то не довелось. Но статью о его творчестве почитаю с удовольствием. Главное, чтобы она действительно оказалась интересной.

     Прочитал. Оказалось, действительно интересно. Хорошую, насыщенную статью написала Татьяна Лестьева. Но я всё же убрал бы «О творчестве Виктора Пелевина». Не потому, что там этого нет. Есть. И немало. Но и о другом — слишком много. Перебор. Как вариант, можно подсократить это самое «другое», и тогда всё станет на свои места. А лучше не надо, пусть будет так, как есть. Просто писать «О творчестве Виктора Пелевина …и не только».

     Впрочем, это так… мелкие придирки. Сама же статья написана таким образом, что просто побуждает почитать Пелевина. Что я и собираюсь сделать в самое ближайшее время. А вам же рекомендую ознакомиться с данной статьёй. Она того стоит. Она как раз и интересна тем, что написано не исключительно о творчестве Виктора Пелевина.

      Замечательное, на мой взгляд, обозрение прозы Владимира Сорокина сделал Павел Клевцов. Спокойно, обстоятельно, без злопыхательств и истерик раскладывает он в ней всё по полочкам, анализируя прочитанное со знанием дела. Очень зрелые мысли, взвешенность взглядов, и вместе с тем простота и ясность суждений, выделяют данную статью.

     «Сорокин всегда идёт от противного, но никуда не попадает, потому что только «противное» в его текстах и остаётся. Это движение по замкнутому кругу. Я лично был очень удивлён, когда увидел в интервью Сорокина чётко просматриваемый и артикулируемый либеральный идеал. Так в чём же дело? Почему писатель не создал образ свободного человека, а занимается только гримасами «несвободы»? Почему он так апофатичен?»

          Павел не просто задается возникающими вопросами, он старательно пытается дать ответы на них. И эта статья, в отличие от предыдущей, действительно анализ (и, на мой взгляд, довольно глубокий) прозы Владимира Сорокина. Автор действительно пытается разобраться «кто и что такое» Владимир Сорокин и его творчество в современной российской литературе. И ему это очень хорошо удаётся сделать.

     «Когда я читал Сорокина, я часто спрашивал себя: что, в конце концов, волнует этого человека? Какие проблемы? Какие вопросы он хочет поставить? И не мог найти ответа, потому что всё пространство его текстов превращалось в нечто бутафорское, фальшивое, искусственное, всё разваливалось…»

     Я могу надергать очень много выдержек из текста (благо есть из чего), но не вижу в этом смысла. Литературно-критическую статью Павла Клевцова «Невозможность идеала (о прозе Владимира Сорокина)» надо читать, как говорится, от корки до корки. Она того стоит. Это большая, вдумчивая и интересная работа, заставляющая о многом задуматься. Заключительная часть статьи тоже оправдала ожидания и оказалась на высоте. 

     Рекомендую к прочтению.

     Не могу удержаться и добавлю ещё ко всему этому от себя небольшой отрывок из фантазийного романа Михаила Успенского «Белый хрен в конопляном поле» (тем, кто не знаком с прозой Сорокина, ну, или хотя бы со статьёй Павла Клевцова, можно не читать, не поймёте):

«Ироня как-то пожаловался, что государственные дела слишком часто отвлекают его от дел собственно шутовских и нужен ему хотя бы один напарник. Такой напарник нашелся в самом Столенграде. Был он тихий, бледный, неприметный. Прозвище ему дали — Сороня, Ироне в рифму. Сороня не умел ни кувыркаться, ни жонглировать деревянными ложками, ни играть на гуслях посконские веселые песни. Он вообще не умел делать ничего хорошего. Зато он как никто умел испохабить посконские народные сказки. Начинал он сказку обычно, как от пращуров заведено, многие даже скучали. Зато конец присобачивал уж такой… Курочка-ряба у него, например, в утешение деду и бабе снесла простое яичко, но в яичке заместо белка и желтка оказалось обыкновенное дерьмо, и оно поползло из скорлупы, затопляя избу, а дед с бабой его ели большими ложками да похваливали. Три богатыря в его переложении начали вдруг убивать совершенно посторонних и невинных людей самыми зверскими и тошнотворными способами, и делали это долго-долго, после чего с помощью чудесного устройства превращались в три козьих катышка, что и было их конечной и высшей целью. Колобок, вместо того, чтобы быть ему съедену лисой, вострым ножом выпускал этой самой лисе кишки и развешивал их по всему лесу, а вволю натешившись, начал успешно уничтожать волка, медведя, зайца, дедушку, бабушку и всю их деревню, причем деревня была большая, и ни один ее житель не был обойден вниманием круглого убийцы. Иван-царевич и Серый Волк, проголодавшись после всех своих похождений, недолго думая, зажарили доставшуюся им с таким трудом Елену Прекрасную на вертеле и долго, с подробностями и перечислением частей тела, кушали. А еще он сочинил сказку про голубое мыло, которое варили сами понимаете из чего.… На счастье, посконичи научились к тому времени изготовлять из старого тряпья бумагу, и всем придворным, неосторожно пожелавшим послушать Соронины сказки, выдавался большой бумажный мешок, чтобы не губить и без того горбатый паркет. Пакеты обыкновенно переполнялись задолго до конца повествования. И, о чудо, нашлись у Сорони преданные поклонники и почитатели, которые обходились вовсе без мешков, и утверждали они, что Сороня сказал о жизни нашей новое золотое слово, хоть и с нечистотами смешанное. Более того, иноземных послов настолько восхитило Соронино творчество, что они начали наперебой приглашать его погостить в свои державы, поучить тамошних сочинителей уму-разуму, разъяснить миру загадочную посконскую душу. Стремглав его вояжам не препятствовал — хоть такая, а все державе известность получается. Сороня скоро сделался прославлен и на Ироню поглядывал свысока. Но стали потихоньку появляться и настоящие сочинители…»

Кроме того, также рекомендую к прочтению «Тело текста. Заметки о прозе Владимира Сорокина» О.С. Исакова.

 

В заметке Виктора Анина «Я здесь и сейчас. Портрет на фоне эпохи (О творчестве Александры Юнко)» — самое интересное, ценное и попадающее в десятку – название.

Ни о каком творчестве Александры я из неё, увы, не узнал. Пока читал, ждал, когда же, собственно, начнётся о творчестве, как таковом. Но, увы,… прелюдия жизненного пути Александры сначала несколько затянулась,… а потом неожиданно закончилась. Одна сплошная биография. Зачем? Для чего? Что она (биография) делает в данном альманахе? Полагаю, для меня это так и останется тайной.

Подборка стихотворений Елены Шипиной оставила равнодушным. Вроде, всё в целом неплохо, а, вот, в каждом стихотворении чего-то не хватает, какого-то штриха… мазка… звука…

Следующий раздел с оригинальным названием «НА ЛИТО!» посвящён жизни литературных объединений …города. Вот это самое «города» несколько непонятно. В данном разделе три заметки о трёх же Лито. Из трёх разных городов: Кимры, Кировск,  Кингисепп. В связи с чем, правильнее было бы написать «страны» или «России». Ну, или просто «о жизни литературных объединений» без конкретики.

Первая заметка о «Литературной группе «Вдохновение», написанная Владимиром Коркуновым, мне пришлась по душе. Описание зарождения данного лито хоть и скрупулёзное, но не занудное. Размеренная, с вкраплениями жизненных деталей, визитка литературного объединения г. Кирмы.

Заметку о следующем лито с названием «Невские берега» написал И. Богданов. И, не мудрствуя лукаво, так её и назвал – «Лито «Невские берега». Заметка более живая, чем предыдущая. Даже интересная. Я бы, пожалуй, сказал: близкая и человеческая. Написана простым языком. Короткая, но ёмкая. Но и, сказать по правде, творческий путь у лито «Невские берега» тоже будет попроще и покороче, нежели у кимрского «Вдохновения».

Проблема, затронутая автором о распочковании поколений («распалась связь времён»), увы, присуща не только их лито. Она практически повсеместна. Старшее поколение пытается держаться с апломбом и чему-то учить младшее. А молодое поколение восклицает: «Господи, да чему ВЫ можете нас научить?!», и практически на ощупь ищет свою дорогу. Связано это с тем, что то, советское поколение литераторов, которое могло чему-то научить, основной своей частью уже, увы, ушло из жизни, не оставив после себя полноценной плеяды учеников. Те из них, которые ещё живы, находятся в весьма преклонных годах (такие, как Даниил Гранин, к примеру), и не в силах уже кого-либо чему-либо учить. А следующее за ними поколение, как раз то, что пытается сейчас учить «новую волну» нарождающихся писателей и поэтов, в большинстве своём выросшее в «безученичестве» и «безлитературье» не имеет не крепких имён, ни того мастерства, которое бы действительно можно было бы передать новому поколению. Максимум, что они могут дать, это азы литературного ремесла. Но для этого они, как минимум, должны отказаться от незаслуженно присваиваемой себе «мэтровости», встать на равных с молодняком, и уже с этих позиций поделиться с ними той малостью, которой владеют.

Самое слабое представление своего лито получилось у Сергея Смирнова. Его заметка, состоящая из двух частей, сильна только лишь первой, где дана краткая история Ям-Ямбурга-Кингисеппа. Вторая же, посвящённая непосредственно самому Кингисеппскому лито «Зарница», вышла какая-то вялая. Ею не призывать в лито, а отпугивать от него – самое место.

Следующий раздел называется «Теория относительно (популярное литературоведение, теоретические статьи и очерки)». Программа «я – акмеобериусимсюрметист» Сергея Николаева, выложенная в нем и названная почему-то «эссе», может, и имела бы хоть какой-то смысл, если бы к ней прилагалась подборка стихотворений автора. Без оных, это просто одно сплошное «Я».

Стихотворения Максима Грановского, в представленной на страницах альманаха подборке, ровные, правильные, ритмически-размерные… ну, и всё, пожалуй….

А, вот, статья Валерии Акуловой «Этот таинственный Хлебников» — очень даже полезная вещь для нынешнего времени. Сама по себе статья не глубокая, я бы сказал, ознакомительная. Но это именно то, что нужно сейчас новому пласту зарождающихся литераторов, не имеющих ни времени, ни (увы) желания интересоваться более глубоко такими личностями, как Велимир Хлебников. Этакий лёгкий дайджест личности Хлебникова и его деятельности. Совершенно не сложная для восприятия, лежащая в плоскости общеобразовательных программ, но в то же время интересная и побудительная статья. Совершенно не удивлюсь, если многие, ознакомившись с ней, захотят узнать о поэте больше и попытаются, тем или иным образом, найти больше информации о нём.

Своевременная и актуальная статья Виктора Кречетова «Кое-что о поэтах, стихах и поэзии» мягко и ненавязчиво призывает читателя к разговору о современной поэтической жизни страны. Читаешь и чувствуешь, что это лишь малая часть из того, что автор хотел бы сказать, чем хотел бы поделиться. Виктору Николаевичу действительно есть чем поделиться, были бы слушатели, внемлющие его словам. А в них у него недостатка нет. Кроме того, что сам он поэт, прозаик и критик, он также приобрёл широкую известность и как педагог, многие годы возглавлявший детско-юношеский литературный клуб «Дерзание» при Санкт-Петербургском Дворце творчества юных. Совсем недавно, с подачи Романа Всеволодова, которому я бесконечно благодарен, мне посчастливилось принять участие в съёмках документального фильма об этом клубе. И там, на съёмках, Виктор Николаевич тоже уделил немалое внимание одному из вопросов, поднимаемых и в данной статье: о значении и различии слов «поэт» и поэтесса». Казалось бы пустячный, на первый взгляд, вопрос. Но как же интересно он его поднимает и развивает. У Виктора Николаевича есть удивительная особенность вызывать на разговор. И данная статья лишний раз этому подтверждение. В небольшой, по сути, статье есть сразу несколько довольно обширных тем для развития диалога. Здесь и мысли о том, что такое поэзия. И о судьбе поэта, его месте в обществе. И о верлибре, о его сомнительной пользе и явном вреде для начинающих (особенно для начинающих) поэтов. И об отличиях прозы от поэзии, насколько различимы эти грани в современной литературе, действительно ли можно называть поэзией всё то, что записано в столбик. И об уже упомянутом мною выше применении слов «поэт» и «поэтесса». Сами обратите внимание, я лишь набросал штрихами, о чём же говорится в статье «Кое-что о поэтах, стихах и поэзии», а вам уже, наверняка, есть что сказать. И это здорово. Читайте статью, вступайте при случае в диалог с автором, Виктор Николаевич будет этому только рад.

Ну, до чего же вкусна и насыщена следующая статья. «ГЛЫБА». О жизни и творчестве Льва нашего Николаевича графа Толстого. Не во всём я согласен с автором Евгением Антиповым. Не все его подводки и выводы для меня безупречны, но то, что статья хороша – бесспорно. Ах, как бы я хотел перенестись назад сквозь века, увидеть и прочитать её опубликованной тогда, в то время. И, самое главное (и сладкое) каждой клеткой тела прочувствовать, запомнить и сохранить тот резонанс, который она дала бы. Повариться в этом котле, понаслаждаться, а потом вернуться обратно в наше время, и написать книгу (да-да… именно, книгу, а не статью или рассказ какой…) об этом. /Кстати, пишу эти строки, прочитав ещё только чуть больше половины статьи/.

Дочитал. Едко, остро, саркастично — иронично. Славно. Заключительные тезисы, («…что необходимо, кроме рекламы, чтобы стать гением?…»), выстроенные на противопоставлениях, превосходны.

Наличие именно вот таких статей (для кого-то — почти бесспорных, для кого-то — весьма спорных, а для кого-то – просто кощунственных) и привлечёт к альманаху внимание сначала литературного (и окололитературного) люда, а через него и самых широких народных масс.

 

Поэзия Сергея Смирнова, руководителя лито «Зарницы», в отличие от его прозаической заметки с представлением этого самого лито, очень даже неплоха. Подборка стихотворений достаточно разнопланова. Каждое отдельно взятое стихотворение несёт определённый образ и смысловую нагрузку, не лишая стихотворения поэтичности, а лишь конкретизируя ситуацию, и не размазывая сопли на блюде. В этом, конечно, есть доля моего личного пристрастия. Не люблю стихотворения «ни о чём». Точнее, не совсем так. Я ничего не имею против стихотворений «ни о чём», с непонятным смыслом, с размытыми образами, но в таком случае оно должно завораживать чем-то другим: звукорядом, видеорядом (ассоциативным)… просто непонятно чем, в конце концов… Стихотворения, прочитав которые (а ещё лучше, услышав), хочется сказать: ничего не понял, но… до чего же красиво!

Впрочем, я несколько отклонился от поэзии Сергея, потянув одеяло на себя, любимого.

Почему я пишу «неплоха», а не, скажем, «хороша»?

Поясняю. Есть моменты в его стихотворениях, которые меня лично несколько напрягают, вызывают вопросы…, что естественно сбивает с гармоничного восприятия поэтических строк. К примеру, в стихотворении «Подарок»:

 

Тебе подарю я цепочку вороньих следов,

     сережку с ольхи и полоску зари на отрез…

 

Сережку? А почему одну? Почему не «сережки»? /Я не утверждаю, что надо бы написать «сережки», а не «сережку». Просто у меня всплывают по ходу прочтения подобные вопросы/.

«…полоску зари на отрез» — мысль понятна, хочется подарить отрез вот этой самой «полоски зари», чтобы любимая могла забабахать себе платочек или, скажем,  сарафанчик сварганить… «отрез полоски зари» — понятно, а, вот, «полоска зари на отрез» — как-то не очень… косяковато как-то…

В стихотворении «На мировом ветру» жаргонное словечко «бабки» выглядит инородным в стихотворении. Я не против жаргонизма и сленга в поэзии, нет. Но слова должны гармонично вписываться в общий рисунок стиха, в его тональность. Скажем, если бы наряду с «подбиты бабки, сроки сочтены» в текст стихотворения были бы вплетены и другие подобные слова. Например, вместо:

 

Я так продрог на мировом ветру,

и сквозняки мне вымотали душу…

было бы, скажем:

Я так продрог на мировом ветру,

 Сквозняк, в натуре, вымотал мне душу…

 

А в:

А мне бы дотянуться до весны,

а мне бы с мартом выпить самогона…

стояло бы не «выпить», а:

А мне бы дотянуться до весны,

а мне бы с мартом жахнуть(тяпнуть, врезать…) самогона…

 

…ну и т.д.

В общем, слово «бабки» в данном стихотворении мне кажется неуместным.

В стихотворении «Баллада о старой берёзе» вторая половина явно слабее первой, а концовка, на мой взгляд, так и вообще смазана. Да и не нравится мне мода, которую ввели Е. Евтушенко с Э. Асадовым (при всём моём уважении к этим мэтрам) – называть «балладой» всё, что захочется.

Остальные стихотворения, вроде как, вошли хорошо. Перечитывать не буду, пожалуй. А то, не ровен час, ещё чего-нибудь откопаю (за что-нибудь зацеплюсь). А, вот, как раз сознательно что-то выискивать и выковыривать мне хочется меньше всего. Написал лишь о том, что для меня лежало на поверхности, что занозило сходу.

 

Раздел «Проза? Проза!»

Андрей Петухов. «Стихи, написанные кровью». Откровенно слабое произведение (чтобы это ни было). Вдвойне слабое — для раздела «Проза» ежегодного литературного альманаха. И втройне слабое – для того, чтобы открывать данный раздел.

 

Сергей Касаткин. «Господу богу помоемся!». Плохо. Для интернета или, там, Проза.ру какого, сойдёт. Для печатного Санкт-Петербургского литературного альманаха – плохо!

 

Игорь Михайлов «Аста ла виста».

В целом неплохо. Этакая шукшинско-огенриевская шипучка с довлатовским привкусом. Неплохо, да. Даже хорошо, пожалуй. Во всяком случае, по сравнению с двумя предыдущими опусами. Но…

«Ещё раз треснуло где-то сбоку, потом над самой палаткой «Соки-воды», перечеркнув букву «о» у соков. А сверху кто-то вывел «у» — и так, и этак гонял эту фразу, но так и не понял. Кто перечеркнул? Кто вывел? Когда произошли эти два события?

«Или вот ещё звук этот похож на то, как сало жарят» — я, конечно, не филолог, но с этим предложением явно что-то не так.

«Его острый, словно вперёд выдвинутый дозорный, словно ночной дозорный подбородок округлился» — что это? Косяк издательской редактуры? Или это какая-то непонятная фишка? С «округлением» подбородка опять же непонятно.

«Нос крючковатый, как огурец из парника, которые поливает потом и кровью своими с утра до ночи Геннаха» — что поливает Геннаха? Парник? Парник и огурец? Ну, раз «которЫЕ».

«Пару недель тому назад он похоронил мать, тихую низкую старушенцию со слезящимися глазками» — лично мне это «старушенцию» в данном тексте как-то резануло по ушам. Ну, это ладно. Но «низкую» — это как?

Есть и ещё. Но не хочется устраивать здесь нагромождение из подобных фраз. Для такого небольшого рассказика, и засвеченное – много.

Хотя, нет… вот ещё одно предложение напоследок:

«А ночью Геннаху вносят на кухню его дома за руки». Занавес.

Точнее, «аста ла виста, бейби!».

И это литературный альманах? Лицо Санкт-Петербурга? Издание, которое в мечтах главного редактора расхватывают, как жареные пирожки? Для чего, поржать? Я, кажется, начинаю понимать, почему раздел так называется «ПРОЗА?/Проза!».

 

Следующее прозаическое произведение.

«В зеркале». Ольга Черенцова.

Ну, давайте, Оля, зажгите! Спасайте ситуацию! Мир уже привык к тому, что выезжает зачастую на женских плечах. А, уж, Россия и подавно. У меня где-то «четырышка» на эту тему завалялась. Момент!

Вот она:

 

Ты мечтаешь негой дни наполнить,

Проживая этого мира вне…

Но, разбрызгивая пену, скачут кони

По горящеизбанутой стране.

 

Короче, я в вас верю, Ольга! Вы тоже — ОЧ! Это не может быть просто так!

Врежьте связками слов по мордасам обывательским!

«Осторожно, чтобы её не разбудить, он перетащил часть украденного одеяла…» — «перетащил» — в данном случае, явно не годится.

« — Мы здесь готовим, а ты грязь развозишь» — здесь уместнее «разводишь» или «разносишь», но никак не «развозишь».

Но это так, мелкие придирки. Просто глаз сейчас заточен под поиск косяков, которых в другое время я попросту бы не заметил. Тем более, в такой качественной прозе. Браво, Ольга! (Хотя очень хочется сфамильярничать, и воскликнуть: Олюшка, солнышко, спасибо!) Но, во-первых, это действительно фамильярно. А, во-вторых, в этом будем заметно радость, что мои надежды оправдались и, соответственно, мелькнут нотки сравнения. А мне бы не хотелось принижать этот рассказ сравнениями с предыдущими опусами. Произведение же само по себе действительно стоящее, цельное, законченное и сильное. И самое главное, написанное хорошим литературным языком. Про то, что оно интересно, я вообще молчу. Самый настоящий рассказ. Практически без изъянов. Поймал себя сейчас на мысли, что мне даже как-то стыдно эти слова писать. Не знаю смогу ли понятно объяснить. Но это, словно взять с полки томик состоявшегося прозаика, и вот этими самыми словами начать хвалить его произведения. Бред! Я посему просто резко затыкаюсь. Просто: спасибо.

Марианна Выдревич. «Необъяснимого не бывает».

И снова в яблочко. 2:0 в пользу женщин. В разделе «Проза».

По этому поводу вспомнился недавний диспут в сети, запущенный с моей подачи.

Точнее даже, спровоцированный мною.

«Не знаю, отчего так происходит, но во мне уже давно окрепло убеждение в том, что в ново зарождающейся и с каждым днём всё более набирающей силу поэтической жизни страны хороших поэтесс больше, чем хороших поэтов. В то время как количественно поэтов больше, чем поэтесс. …Нуууу… в Питере, во всяком случае)
Или я всё ж-таки предвзят?…»

Такую, вот, тему подкинул я пишущей братии. Впрочем, отозвались на нее и просто читатели. Я не буду здесь рассказывать об обсуждении этой темы в сети. Хотя само по себе это и интересно. Просто подумал сейчас: а почему я акцентировался в этом вопросе исключительно на поэзию?

Также вспомнился недавний разговор с писателем и редактором литературного альманаха «XXI век» Сергеем Шаповаловым. В этой беседе мы вскользь коснулись вопроса: а кто сейчас пишет хорошую прозу? И прозвучали в основном женские имена.

Вот такие пироги.

Марианне спасибо за хороший рассказ.

Немного постоял за честь мужчин,… нет, пожалуй, это сильно… скажем так: несколько смягчил конфуз мужчин-прозаиков Сергей Стрельников своим небольшим произведением «Аховые планы». Типа, «пусть мы, мужики, пишем и похуже, зато можем анекдот смешной рассказать или, вот, как в этом случае, сказочку забавную смастерить». Не спорю, хорошая получилась сказочка.

 

Поэзия Андрея Гришаева интересна, притягательна. Но её обесценивают элементарные ляпы, порой, безграмотность, и распространенное ныне нежелание работать с текстами.

Если «У меня в кармане зажигалка и коробок» ещё можно объяснить тем, что автор намекает на травку в спичечном коробке, то «Они пьют чай и ни о чём вообще» — элементарная безграмотность с общепринятой последнее время тенденцией выдать оное за некую свою фишку. На самом же деле, подобное – не оригинальность, а неуважение к русскому языку и читателю.

Неплохие, по сути, стихотворения отданы на откуп тем же веяниям – нежелание работать со стихами, огранять и шлифовать их, выдавая данную леность за новое направление в творчестве. На самом же деле ничего нового в этом нет, самый обыкновенный дилетантизм.

Вот на такой волне закончился раздел «Проза? Проза!», в котором женщины-литераторы разделали мужчин-литераторов под орех, не дав последним практически ни единого  шанса. И даже сказочка Сергея Стрельникова – лишь утешительный приз.

А следующий (заключительный) раздел альманаха называется «Стоя и не чокаясь (стихи, посвящения и воспоминания об ушедших поэтах…)»

Своим «Скромным воспоминанием о Человеке, Поэте и Мастере…» в «Сопрягая вечность» поделилась с нами Елена Зуйкова-Регинская, отдавая дань памяти поэта Геннадия Григорьева.

Первое, что сделал, это отложил альманах, и занялся озвучкой стихотворения «Наш снег». Несколько раз я уже покушался на то, чтобы озвучить это стихотворение. И всё время почти безрезультатно. Не давалось оно мне. Да, и в этот раз, положа руку на сердце, записал его не сходу. Но я всё-таки добился своего. И даже больше. Сделал два различных варианта прочтения. Сегодня-завтра выложу в сети, опрошу народ, какой из них глаже.

Геннадий Григорьев действительно замечательный поэт. И бесспорно заслуживает того, что его помнили, чтобы о нём вспоминали.

Ещё одна «памятка» посвящена памяти критика Ольги Земляной. «Жизнь как феномен искусства». В ней автор, Галина Илюхина, делится с нами воспоминаниями и соболезнованиями.

Довольно проникновенным документально-художественным рассказом делится с нами Алина Мальцева. «Юрий Шестаков и наша с ним дружба (воспоминания)».

И в заключение раздела, да и всего альманаха в целом, подборка стихотворений Алексея Свердлова.

В первом же стихотворении «Фонарный столб» налетел на этот самый «столб» в виде строчки «Простите мЕня, градоосветитель». В следующем – уже набившее оскомину «небо – не был». А четверостишие

Где шумит грозы далёкий фронт,

Где дожди встречаются со снегом.

Провода бегут за горизонт,

Тонко заштриховывая небо

Только на первый взгляд выглядит изящным. Но при чуть более ближайшем рассмотрении возникает вопрос: сколько же там проводов, создающих штриховку?

В стихотворении «Про ремонт» характерная распространенная ошибка в построении предложения:

И унылым счёт потерян дням

 

Попалась и вкусняшка:

 

Уныл, в косую линию пейзаж.

Бармен, налей ещё немного бренди.

Добавь в размытый питерский коллаж

Немного яркой, красноватой меди…

 

Переворачиваю последнюю страницу альманаха.

«…Альманах «Молодой Санкт-Петербург» 2010-2011 является доказательством того, что, несмотря на финансовый и государственный кризис, проблемы и трудности сегодняшней жизни, люди пишут и ведут полнокровную творческую жизнь».

Всей душою хочется в это верить!

 

Закрываю альманах.

Подвожу итоги своего обзора.

 

1. Надо менять внешний вид альманаха. Как и в поэзии: между формой и содержанием – выбираем и форму, и содержание. Надо идти в ногу со временем и коренным образом поменять дизайн книги.
2. Шрифт мелковат. Его надо увеличить на «1».
3. Издание подобного плана должно быть образцом литературной речи и русского языка. Вообще-то, любая книга  (если она действительно претендует на роль книги) не должна иметь ни то, что ошибок, а даже опечаток. Все призывы и лозунги редактировать свои произведения лопнут, как мыльные пузыри, если те, к кому мы так настойчиво обращаемся не будут видеть безупречные произведения (в данном случае, не в смысле художественности, а всё того же русского языка).

А, уж, при таком внушительном «редакционном совете», «главзамзавной» редакционной коллегии и наличии корректора, не иметь безупречно отредактированной и откорректированной книги – это даже не смешно, это стыдно.

1. Для издания с периодичностью в год, коим и является обозреваемый мною альманах «Молодой Санкт-Петербург 2010-2011» иметь четко выраженные, постоянные разделы, казалось бы, не так, уж, обязательно. Но я бы всё же рекомендовал, думая о будущем, потихоньку — помаленьку обрастать такими разделами. Нужны и «плавающие» разделы с изменяющимися названиями. Но вкупе с ними нужны разделы постоянные, с одним и тем же названием и тематикой.
2. В альманахе очень мало юмора. А если быть точнее, его здесь вообще почти нет. Есть немного здорового сарказма и иронии. Юмора – пшик! Это большой минус изданию.
3. Много нудного материала из серии «ни о чём».
4. Засилье критики и публицистики. Урезать, как минимум, в два раза. А вместо них добавить поэзии, которой здесь скудно мало. Да и прозы художественной тоже добавить не мешает.
5. На страницах альманаха нужно размещать больше статей для диспутов и полемик.
6. Редакторам надо не только редактировать произведения, но и проводить более тщательный их отбор.
7. Мне кажется, что альманах нужно сделать питерским. Отдав один раздел «нашим гостям». Сначала, на мой взгляд, он должен набрать обороты непосредственно в городе. Стать интересным, востребованным и популярным именно здесь, у нас. И только после этого выходить на новый, общероссийский рубеж.

 

Литературному альманаху «Молодой Санкт-Петербург» 2010-2011 даю свою личную оценку по 10 балльной шкале – 7,0 баллов.

Альманах «Молодой Санкт-Петербург» на данный момент, пожалуй, наиболее качественное литературное издание из тех, что имел честь обозревать в последние годы, но, увы, не самый интересный. Засилье критических статей, литературных обзоров и рецензий делает его чуть ли не техническо-литературным сборником. Притом, для широкого круга обычных читателей большая часть из них (статей, обзоров, рецензий) безынтересна, а для специалистов – скучна а, подчас, даже наивна и нелепа.

 

Не знаю, как у меня получилось «обозреть» данный альманах и читабельна ли моя статья для широкого круга читателей. Но в двух вещах я уверен точно – в том, что я выполнил свою работу добросовестно, пускай, подчас, и довольно субъективно, но ни на грамм не кривя душой; и в том, что разворошил осиное гнездо (мыслимое ли это дело критиковать критиков, да ещё в одиночку чуть ли не против всех).

 

     Олег Чабан. Санкт-Петербург, наб. кан. Грибоедова. 25 февраля 2013 г

                                         МОЁ ОБОЗРЕНИЕ

 

обзор литературного журнала «Другие люди» №2 за 2012 г.

 

Разбор очередного номера журнала «Другие люди».

Начну традиционно с обложки. Обложка журнала выдержана примерно в той же тональности, что и обложка предыдущего номера. Не знаю, хорошо это или плохо. Стало быть, неважно. А, вот, то, что на лицевой стороне журнала появилась надпись «Литературный журнал» не может не радовать.

И опять какие-то незнакомые женщины (в смысле, фото обложки). Пора бы, уж, начать выводить авторов на обложку. Так сказать, лицо номера. В связи с тем-то и тем-то, в этом номере журнала на обложке тот-то, тот-то. А почему бы и нет, собственно говоря! Имеем право.

Начинается номер довольно мило. С заметки «НЕПРИДУМАННЫЕ ВОПРОСЫ, КОТОРЫЕ ДЕТИ ЗАДАЮТ БОГУ» об эксперименте, непонятно, правда, кем, когда и где проведенным.

Это заранее беспроигрышный ход. Дети своими высказываниями всегда умиляют. Тем не менее, искренне надеюсь, что эта подборка с детскими высказываниями окажется не самой лучшей публикацией в журнале.

Произведение Алексея Губаныча «Прощальная записка» как бы продолжает тему вступительной заметки. То же ощущение непринужденности при прочтении. Даже одна из начальных строчек «Поначалу я хотел вообще покончить жизнь самоубийством…» не настораживает, потому что дальше следует «и написал уже было короткую записку, но затем порвал ее и решил всё хорошенько тебе объяснить», и это успокаивает, переводя тональность рассказа в юмор, иронию, фарс или что-то подобное. Понимаешь, человеку пришло время высказаться, назрело, так сказать.

И действительно дальше идет повествование довольно интересное. С элементами сказочности. Но, вот, финал у этой сказочки какой-то нелепый. Самоубийство, на мой взгляд, абсолютно не вписывается в заключительный аккорд произведения. Если, уж, автору так хотелось кого-то убить, убил бы лучше художника.

«Причины развода» и «Самое лаконичное в мире: 10 фактов» — дань желтой прессе. Даже останавливаться на этом не хочу.

А, вот, «КОНКУРС САМЫХ КОРОТКИХ РАССКАЗОВ В МИРЕ» СТИВА МОССА об идее конкурса написания рассказов длиной в пятьдесят пять слов, и непосредственно сами рассказы, настоятельно рекомендую прочитать всем без исключения: как простым читателям, так и авторам журнала. Лично я в ближайшее время попробую написать пару таких рассказов. А редакция журнала могла бы провести свой конкурс «Рассказ Длиною Пятьдесят Пять слов» и посвятить ему один из номеров журнала целиком. Ну, или половину. Как получится, в общем.

А я двигаюсь дальше.

А дальше у нас Мария Наклейщикова со своим «Веселым местом». Маша является постоянным автором журнала, востребованным читателями и любима редакцией. Без ее произведений трудно представить себе очередной номер. Когда-то, не так давно, у редакторов такой любимицей была Яна Литовченко. Но сейчас она куда-то пропала со страниц журнала. По-своему жаль, так как она довольно интересный автор. Впрочем, сейчас речь не о ней.

Так вот, возвращаясь к Марии Наклейщиковой, она же Машук, она же Mary Stickers, она же… хочется сказать, что пишет она в жанре мне до конца не совсем понятном. Я не могу подобрать ему точного определения. Это всегда какая-то смесь из новеллы, фельетона, актуального репортажа с места событий и ещё чего, вроде как «пишу, как живу». И всё это приправлено изрядной долей юмора и пучком фантазии. Получается этакие ни на что толком непохожие заметки, что и делает их привлекательными и неповторимыми.

Вот такая прелюдия у меня нарисовалась только лишь на имя автора.

Иду анализировать её «Веселое место».

Осилил. Тем более, что произведение это мне знакомо. Я его уже пару раз слышал на литературных мероприятиях в Машином исполнении. Уже даже после беглого прочтения знакомого произведения бросается в глаза, что автор начал работать с текстом, не брезгуя и не ленясь заглядывать в толковые и орфографические словари, заниматься построением предложений, и отгугливаться. И это радует. Меня всегда радует человеческое стремление делать то, что у него в жизни лучше всего получается как можно качественнее. На мой взгляд, это элементарное уважение к читателю, как непосредственному потребителю, с элементами гордости за свои детища-произведения.

Сам рассказ довольно ироничен и забавен.

И, вот, только сейчас я поймал себя на мысли, что понял, почему я так настойчиво именовал Машины произведения «дневниковыми записями». Если кому-то интересно, то приглядитесь (причитайтесь), и вы увидите, что в своих произведениях она пишет свою реальную повседневную автобиографию, щедро сдабривая окружающим ее на данный момент миром, и приправляя его немного фантазией.

Следующий автор и его произведение. Кася Лушникова представляет «Книгу вещей».

Замечательный ботиночно — музыкальный экскурс по волнам памяти. Это не комментируется. Это надо просто читать и получать удовольствие.

Небольшой верлибристический стишок Тани Вешкиной. «Рыбацкий городок».

Верлибр вообще судить очень сложно. Это очень тонкая материя. Лично я смотрю на верлибр следующим образом: это искусство для тех, кто уже достиг определенных высот в поэзии, и ему стало тесно в ее рамках. Если такого рода очевидных достижений не имеется, то и верлибра толкового в большинстве случаев не получится.

Но, возвращаясь к Таниному стиху. Рыбацкого городка я в произведении не увидел. Никаким боком. Ну, а сам стих… ну… так… на троечку.

Владимир Дорошев представляет главу из своего труда «Зима моей жизни».

Трудно сказать что-то более-менее определенное, прочитав всего одну главу произведения. Даже за время чтения оной, я умудрился три раза поменять своё мнение. Начало меня как-то не впечатлило, затем я немного проникся четвертым пунктом, после чего интерес снова стал угасать. Основная причина этого – бесконечные стенания. Две страницы почти бесконечного нытья и жалоб. Так и хочется сказать герою: «Не делай того, чего ты не хочешь делать, и займись, наконец-таки, тем, чем хочешь». Но, повторюсь, это исключительно реакция на первую (и пока единственную) главу произведения под названием «Зима моей жизни». Искренне надеюсь, что это просто такой ход автора, такой его литературный прием, таков его план введения читателя в мир этой самой «зимы». Потому как, если я ошибаюсь, и эти стенания продолжатся и далее, то на этом чтение сего труда и закончится. В общем, подождём продолжения.

Поэзия Екатерины Петрикевич со временем, я полагаю, станет весьма неплохой. Пока же ее подводит владение языком и нежелание работать с текстами. Если «плач, как пыль» я ещё смогу с натяжкой принять, то, уж, «крик ладана» ни при каком раскладе принять не смогу, увольте.  Или, скажем, «А люди клонятся (к) ней» (как это??), да ещё и «нежно-нежно» — абсурд! Те же «осколки Бога в черепках наших грёз» — задумано хорошо, исполнено плохо. На подобного рода темах нельзя паразитировать. Подобные сцены надо выписывать с особой тщательностью, ибо это большая ответственность. В противном случае это будет выглядеть кощунственно. Это то, что касается стихотворения «Ершалаим».

По поводу второго стихотворения того же автора, «В электричке».

Здесь с языком ещё хуже. Приведу лишь несколько примеров косноязычия. «Ветром ветки шумели…» — как это??? «Женщина тихо и очень тоскливо читала романы» — вслух???? в электричке??? Кому, скажите на милость? И сколько романов она читала одновременно??? «Мужчина серьёзный, слюнявя, газету читал» — он пускал слюни??? слюнявил газету??? он любит читать слюнявые газеты??? …Дальше продолжать даже не хочу. Ни ритма, ни размера, ни языка. Рифмы – так себе, ничего особенного. «Дома – города» — так и, вообще, ни в какие ворота. Что остается? Да ничего. Чистейшей воды полуфабрикат. Набросок стихотворения, с которым надо и должно работать!

Следом идёт довольно-таки неплохой рассказ «Жестокость» Сергея Гурджиянца. «И если вдруг кто-то усмотрит в моем сочинении затесавшуюся в нехитрый текст мысль, пусть пеняет на себя. Я здесь ни при чем. Вам это могло и показаться» — пишет автор. Ну, вот, мне и показалось, что этот незамысловатый текст вызывает мысли. Мысли о бренности нашего существования (жизни ли). Мысли о том, что все мы лишь пылинки в этом огромном мире. Мысли о том, что свою чашу жизни каждому суждено испить до дна, и никто не вправе ему в этом помешать. Так ли это, нет ли, на самом деле – судить не берусь. Ну, не на страницах данного обзора, во всяком случае. А рассказ же заслуживает внимания и прочтения. Благо, что и читается легко и с интересом.

«Губительность гения», второй рассказ Сергея, хоть и тоже про крысу, но всё же несколько другого плана. Рассказ забавен, интересен, но, уж, больно предсказуем и банален его конец. Не хватило изюминки в окончании. Рассказ «слит» концовкой.

И снова Алексей Губаныч. И его очередное произведение «Бабуля не успевает». Сей рассказ оставил у меня двоякое впечатление. С одной стороны хороший литературный язык, тщательно прописанные сцены и эпизоды, оживленные зачастую всего одним – двумя мазками кисти мастера. А с другой – как-то ни о чем рассказ-то. С бабулей, опять-таки, не уловил, хотя это, вроде как основная проходная пешка произведения, должна была быть по задумке. …Но, тем не менее, проза хорошая. Просто, немного недоработанная.

Позабавил стишок Юлии Логиновой. Из серии «Когда женщине обрезают крылья, она начинает летать на метле». Стишок неплохой, но шлифонуть бы его не помешало.

А вот Юлия Бекенская привела к губанычевской «бабуле» своего «Деда». Ну, что же посмотрим хорошего ли нам «Дедка» сватает Юля.

Прочитал. С удовольствием. Пахнуло несколько раз шукшиновской лёгкостью и простотой описания. Очень скоро проникся, погрузился, заулыбался. А на полете с трёхметровым сачком в прибрежных водах Невы уже смеялся в полный голос. Нам такой «Дед» годится. Берём!

Ну, что же, пока авторы журнала в большинстве своём меня радуют. По сравнению с предыдущим номером, произведения здесь (пока, т.к. я дочитал журнал только чуть больше, чем на треть) более качественные, прописанные. Чувствуется, что авторы с ними работали. А это, повторюсь, не может не радовать. Впрочем, я не исключаю и тот факт, что и редакция журнала приложила к этому свою руку, более тщательно выбирая произведения для публикации.

Но этот мой предварительный анализ касается пока только лишь прозы. Поэзия же оставляет желать много лучшего.

На очереди добротно скроенный рассказ Валерия Сафронова «Дружина».  Рассказ воспоминаний о своей молодости. О приключениях, дружинниках, ВЛКСМах, ГорКомах, валютчиках и милиционерах. Рассказ о дружбе и жизни в той далекой стране, державе под названием СССР. Ненавязчивый взгляд из «сейчас» в «тогда». И дело тут не в великой стране, и не в лихих 90-ых, а в молодости. Молодость – она и в Африке молодость! Вот о таком кусочке своей молодости, о том, как он был дружинником, учась в медицинском вузе, и рассказывает в своем произведении Валерий Сафронов.

На следующей страничке журнала Ольга Туркина делится своими мыслями-зарисовками о жизни. О жажде всепоглощающей любви. О стремлении пусть недолго, но ярко гореть, чем долго и медленно тлеть. О желании окунаться с головой в застывшие в изумлении глаза напротив, и читать друг другу стихи все ночи напролёт. О том, что ШАНС всё-таки есть! У каждого. Должен быть обязательно. Хотя бы один. О том, как бездумно зачастую мы тратим свою жизнь – не туда, не там …и не с теми. О том, что та жизнь, которую мы ведем – это наркотик. И лишь любовь, дружба, искренность и доверие позволяют соскочить с её иглы. Иглы условностей, предписанных правил поведения, намеков, недоверий, недосказанностей, недомолвок, недоятебяоченьлюблю. …Пытаясь вырваться из всего этого – «водка выпила меня до дна» — она бежит от своих зайцев, которых так стремилась когда-то поймать. Бежит сломя голову, ломая каблуки. Но не так-то просто сбежать от зайцев. Никогда точно не знаешь, где и когда они снова настигнут тебя и «ты узнаешь не понаслышке, где и какой глубины поддых».

Кстати, «напрасно считать» — литкор (литературная корявость).

А на сцене очередной «прошлоизм». Александр Казимиров приглашает познакомиться со своим «Золотым детством». И хотя я, любитель настоящего,  уже несколько поутомился бродить по прошлому, прочитал это произведение не без удовольствия и даже с интересом. Автор хорошо владеет пером. Язык повествования простой и качественный. Память у Александра хорошая. А потому, читаются и представляются описанные события, без какого либо напряга. Обратил внимание на то, что автору достаточно неплохо удаются всякого рода пейзажные зарисовки. Я бы рекомендовал ему развивать это направление. И, конечно, смесь здорового жизнеутверждающего юмора, вкупе с самоиронией, лишь ещё более оживляют и усиливают это произведение.

Ну, вот, и поэзия стала подтягиваться до уровня прозы в этом номере журнала. Два неплохих стихотворения Юлии Логиновой («Весна за окном…» и «Приходи на меня посмотреть…) приносят очки на счёт команды поэтов. Поэтически стихотворения хороши. Оба. Но также оба с нарушенным ритмическим рисунком, — что не есть хорошо.

И снова меня настойчиво затягивают в детство. Свою историю «не сказочного» детства предлагает прочитать Анна Новожилова. Её повесть так и называется: «Не сказка о детстве».

Я не знаю, почему я это дочитал до конца. Ещё точнее, я не знаю, зачем я, вообще, это читал. Наверное, потому, что я не могу отзываться о произведении, не прочитав его от корки до корки. И пропустить, не читая, то, что составляет львиную долю всего журнала, тоже не могу. И ещё, я знаю, что подобное надо одним людям обязательно писать, а другим – обязательно это читать.

Я нахожусь в твердой уверенности, что либо это произведение написал Роман Всеволодов, либо ему надо жениться на Анне, потому как это очень близкий ему по духу (литературному, во всяком случае) человек. Ну, или, по-крайней мере, им надо в соавторстве написать роман, скажем.

Вещь бесспорно сильная. Пока читал, время от времени жалел, что так и не пошёл на режиссерские курсы, сейчас бы мог попробовать снять фильм «Не сказочное детство».

«Беды могли ждать меня только дома. Или возле дома» — можно выносить автором эпиграфом к собственному произведению.

А на арене появляется вторая Мария Наклейщикова. Или, точнее, та же, первая, но с новым произведением. (Это уже второй автор в данном номере журнала, представленный не одним, а сразу двумя произведениями. И ни одного Олега Чабана до сих пор, заметьте. А потом ещё и удивляются, почему сей автор строчит свои злобные критические пасквили). «Дети индиго и попкорн для Адмирала» называется очередной труд плодовитого автора.

Маша в своем (своей) рассказе (новелле) //всё никак не могу подобрать подходящего слова для ее произведений… знаю лишь, что это не рассказы и не новеллы… это что-то другое, и однажды я найду им название, единое для большинства ее творений// затрагивает ту же тему, что и я в стихотворении «МЫ ПОДРОСТКИ XXIвека». Только более сильно открывает другую ее сторону, чем та, которую я раскрываю в своем стихотворении. А в сущности, это две стороны одной и той же медали. Подростки. С их презрением к миру взрослых, и одновременно с неистребимым желанием как можно скорее ворваться в него. Подростки двадцать первого века. С одной стороны они более раскрепощены во многих вопросах, более подкованы в различных областях знаний, а с другой более ранимы и хрупки,… нет, не чем мы, а чем мы, когда были в их возрасте. Впрочем, я немного не о том…. Пожалуй, лучше сказать так. Давайте не будем забывать, что подростки – это всё ещё дети. И ответственность за них, за их поступки и взгляды на жизнь лежит нас, взрослых, состоявшихся, полу состоявшихся и совсем не состоявшихся в жизни. Они – это мы. Это отражение нашей действительности, наших стремлений и взглядов на жизнь. Независимо от того, хотим мы это признавать или нет. Они дети. Как и дети — все те персонажи, что описывают авторы в этом журнале. Дети. С разными судьбами и при(зло)ключениями. Дети. И самое лучше, что во все века могут дать им взрослые, самое ценное, что могут подарить им их родители – это их детство! Отнимая у них детство, мы лишаем себя будущего.

Очерк Сергея Карлова, посвященный памяти МихаилаЧулаки, короток, корректен, не размазан на шесть – семь страниц. Чем и хорош. Правда, «памяти знаменитого ленинградского писателя» там больше в официальной справке, чем непосредственно в самом очерке. Но несколько вычурное название своего произведения я оставляю на совести автора.

А у нас здесь на очереди Высоцкий.

Написал предыдущее предложение, и вспомнились строки из «Киоска звукозаписи» Е. А. Евтушенко:

И голос знакомыйс хрипинкой несется,и наглая надпись: «В продаже — Высоцкий».

 

 

В прошлом номере, помнится, было немало материала, посвященного Владимиру Семеновичу. Точнее, фильму «Высоцкий. Спасибо, что живой» режиссёра Петра Буслова.

И даже возникла небольшая полемика на страницах журнала по этому поводу.

И вот очередное творение на эту тему.

«Высоцкий. Спасибо, что был» Татьяны Тураевой. В своей статье автор делится с читателями о том, как и почему она не встретилась с Высоцким, и почему так ворчливо — ревниво вел себя Говорухин.

А вот это уже отличный подарок и мне и читателям журнала. Одним рывком Инга Карабинская настигает прозаиков в этом импровизированном мною по ходу написания данной статьи соревновании. И своими замечательными стихами, своей чувственной качественной поэзией, которой редакторы (молодцы!) отвели целых две страницы, сравнивает счёт. Замечательная поэзия! Сейчас закончу данную статью и сяду делать аудиозапись с декламацией одного-двух ее стихотворений.

Зарисовка Юлии Бекенской «Соседка» — своеобразные штрихи к портрету, словно выхваченные из чего-то большего.

Снова Валерий Сафронов с очередным воспоминанием из советских времен. Небольшой забавный рассказ «Как рабочие любили Кирова». О том, как Владимир Ульянов стрелял в Кирова. Такой, вот, анонс. Не верите? А вы прочитайте!

Истории Елены Дюпрэ «Тонкости перевода» тоже довольно забавны. Особенно третья. Но, вот, со второй небольшая накладка. Дело в том, что синтаксис фразы из журнала, приведенная в истории «Когда одна старая актриса наблюдала, как играет на сцене её дочь, она ЗАБЫВАЛА всё…» нарушен. Правильно было бы «забывала ПРО всё». «Забывала всё» — несёт несколько другую смысловую нагрузку. И думается мне, что это самое «про» в этой байке опущено совсем не случайно. Просто «убливала ПРО всё» с «про» теряет смысл и забавность.

Татьяна Вешкина «Вне». Это не стихи.

Сергей Воробьев и его «Моноистории и Наброски с натуры» пробуждают в голове мысли: «Что же ты свои наброски и зарисовки в столе хранишь годами, чтобы потом вставить в рассказ или другое какое произведение. Выгружай так, как есть. Пипл схавает».

Понравились; «В санатории», «Контрольный глоток», «В автобусе».

Очередной автор с персонажем «до дна выпитым водкой». Андрей Демьяненко и его «Демон». Начало рассказа напомнило мне одну из моих песен. Точнее, ее припев:

 

«Смотрим в зеркало мы, и опять в сотый раз

Говорим себе: «Всё это враки!»

Смотрим в зеркало мы, а оттуда на нас –

Жизнь с глазами побитой собаки»

 

Зайцами здесь дело уже не обошлось. Судя по всему, зайцы догоняли персонажа уже не раз, и к их «поддыхам» он уже адаптировался. Здесь Сам пришел. Не белочка какая-то там, хочу я вам сказать. Пришел заключить сделку с автором. Но, судя по данному произведению, сделка эта сорвалась, оставив автора во вполне понятном недоумении: «…не пойму я никак, — что я уже отдал?»

 

Когда не знаешь, что отдал, и в голове твоей бардак,

Вопрос стоит, скорее, так:

«А что я взял?»

Казань не брал… И Астрахань не брал…

А что тогда?

Свободу? Нет. …Наоборот, —  «Вокзал»!

 

Бэк-вокал Олега Салия в «Послесловие к рассказу «Демон» — вагончик к паровозу, непонятно зачем прицепленный, но, в общем-то, справедливости ради, надо сказать,  вписывающийся в получившийся состав. Ещё по одной?

Уже по началу рассказа «В ледяном походе» невооруженном глазом видно руку мастера. Высший пилотаж в описании, разворот перед читателем посредством слов такой яркой осязаемой картины действия, зачаровывает. И дальше…. Да что там говорить! Замечательный рассказ замечательного автора. Своего рода мастер-класс. Произведение это может нравиться, может не нравиться, но то, как оно написано – не может не восхищать.

И на десерт у нас сегодня Нина Турицына со своей интересной, но довольно субъективной и спорной статьей «Умерла ли русская литература?»

«Та, великая золотого века литература, безусловно, умерла», — утверждает автор статьи. Нет, — возражаю я, — не умерла. Она в кризисе – да. В глубоком кризисе. Но не умерла. Спорить на данную тему можно бесконечно. И с обеих сторон будут приведены значимые и весомые аргументы. Но, в конечном счёте, всё сведется к элементарной человеческой позиции. Одни будут стоять за то, что «пациент, скорее, мертв, чем жив». А другие — за то, что «пациент, скорее, жив, чем мёртв».

Со многим в статье я согласен, не согласен с выводом. Автор либо не замечает, либо не хочет замечать, что за два последних десятилетия литература вышла из коматозного состояния, и стала проявлять признаки жизни. Она ещё слаба, ещё многого не понимает и не осознает. Но она уже активно шевелит руками и ногами, и не сегодня-завтра встанет на ноги и пойдёт. А тот самый пласт «невероятного количества писателей», которым так возмущается автор – не что иное, как перегной для зарождающихся писателей XXI века. Именно на нем взойдут ростки нового, появятся и окрепнут новые имена в литературе, российской литературе. Именно конец XX-го-начало XXI века – период возрождения российской литературы, плодотворная почва не только для талантливых высокоодаренных писателей и поэтов, но и для будущих гениев XXI века.

 

     Всё. Произведения закончились. Журнал прочитан от корки до корки. Резюмирую вышеизложенное. Заодно повторю кое-что из рекомендаций, изложенных мною в предыдущем обзоре журнала.

     Это номер каким-то образом обошелся без произведений, которые надо было бы убирать под вывеску: ««ВНИМАНИЕ!!! В этом разделе матерятся, убивают и «ставят раком». Бережете свои глаза, уши и тонкую душевную организацию, — шагайте мимо».

И вы знаете, журнал от этого только лишь выиграл.

 

1. Пора выводить на обложку журнала фото авторов. Так сказать, лицо номера. В связи с тем-то и тем-то, в этом номере журнала на обложке тот-то, тот-то.
2. На каждой странице журнала мелкими буквами снизу или сверху должно быть то же самое – «литературно — художественный журнал «Другие люди».
3. Журналу жизненно необходимы рубрики и разделы. Причем, подавляющее большинство из них должны быть неизменными, как по названию, так и по  тематике.
4. Не надо скатываться и заимствовать опыт желтой прессы.
5. Авторам надо ПРОДОЛЖАТЬ самим работать над своими произведениями. Не растопыривать пальцы, а править, править и ещё раз править свои тексты.
6. Редакторам надо продолжать не только редактировать произведения, но и проводить более тщательный их отбор.

 

     Литературно – художественному журналу «Другие люди» №2 2012 г. даю свою личную оценку по 10 балльной шкале – 7,8 балла.

Предрекаю изданию хорошее будущее и полноценную литературную жизнь. Журнал найдёт свою нишу и со временем по достоинству займет свое место в культурной жизни Санкт-Петербурга.

 

     Олег Чабан. Санкт-Петербург, наб. кан. Грибоедова. 5 июня 2012 г.

                                                             МОЁ ОБОЗРЕНИЕ

обзор литературного журнала «Вокзал» №2 за 2012 г.

 

Всем привет! Это я, литературный обозреватель, страшный и ужасный критик Олег Чабан. Сегодня я буду обозревать журнал «Вокзал». Точнее, его второй номер за 2012 год.

Готовы?

Поехали.

Начну традиционно с обложки. На обложке не хватает элементарного обозначения «чегой это за книжка такая?». Нет, ну внимательный читатель (и то, далеко не каждый) сможет, конечно, найти на обратной стороне титульного листа ответ на этот вопрос. Там меленькими буковками будет написано «литературный журнал «Вокзал». Это, наверное, чтобы не палиться. Вот, Ильич, к примеру, вынес всё в шапку в своей «Искре». И «россiйская соцiалъ – демократическая рабочая партия», и «Изъ искры возгорится пламя», и «пролетарiи всех стран объединяйтесь!». Так как же его шпыняли за это, бедного. А писал бы меленько где-нибудь внизу, может быть, и не так сильно бы досталось. …Хотя, это вряд ли, конечно. Так вот. К чему это я? А вот к чему. Не надо ни бояться, ни стесняться заявлять о направленности журнала. «Литературный (литературно-художественный, литературно-публицистический) журнал» должно быть заявлено на самом видном месте журнала. А самое видное место, лицо журнала, — это его обложка. Давайте будем уважать потенциального читателя и облегчим ему задачу с поиском ответа на вопрос «чегой это за книжка такая?».

Далее.

Журнал больно толстый. Неоправданно толстый. Готов держать пари, что от корки до корки его читают считанные единицы. И, если это так, то в чем смысл, в чём логика этой «набитой по самое нехочу книжке»?!  Журнал должен быть в два раза тоньше. И выходить в два раза чаще. Конечно, это сложнее для редакции. В два раза больше организаций, отборов, вёрсток, презентаций и прочего. Главный редактор Андрей Демьяненко и при нынешних-то условиях издания журнала еле-еле справляется. Жертвуя ради журнала, так сказать, своей писательской деятельностью. Застопорившись как прозаик (и даже подпав местами). А что будет, послушай он этого моего совета? На писательской деятельности тогда вообще придётся поставить крест. Хотя… это, наверное, по-своему закономерно. Тем не менее, я остаюсь при своем мнении: журнал должен быть в два раза тоньше, и выходить в два раза чаще. А как этого добиться? Тут надо думать. Как вариант: увеличить редакторский состав. Стать главным редактором, а не главным «вокзальным» рабочим и ломовой лошадью. Тогда можно будет и журнал нормально издавать, и вкус с желанием к писательской деятельности восстановятся со временем.

Далее.

Крайне желательно выводить (указывать) не только на обложке журнала, но и на каждой странице журнала — «литературный журнал «Вокзал». Вот тут уже, кстати, можно и меленько. И если не на каждой странице, то хотя бы на страницах с названиями произведений.

Далее.

Шрифт очень мелкий. Он мелкий даже для поэзии. А, уж, для прозы и подавно. Тем более, для прозы журнальной. И причина этому, скорее всего, всё та же. «Набить (напихать) чемодан до упора. Поднатужиться, застегнуть, и на какое-то время можно вздохнуть свободно». А это говорит о том, что создание очередного номера журнала доставляет больше «головняка», чем радости. Со всеми отсюда вытекающими. Рекомендации всё те же, что и к «журнал больно толстый» — в редакцию нужны редактора.

Оглавление в виде «расписания» — оригинально. Хоть и несколько на грани фола.

Разделы в журнале есть, что уже радует. Но что-то мне подсказывает, что в большинстве своём, они не постоянные, а, так сказать, «плавающие». Всё время новые, что не даёт возможности читателю привязаться к определённому полюбившемуся разделу (соответственно, и к журналу в целом). Впрочем, надеюсь, я ошибаюсь.

Разделов в журнале столько, что от них пестрит в глазах. Это, вне всякого сомнения, сбивает читателей с панталыку.

 

Так. Прелюдия закончилась.

Переходим к произведениям.

В «главном зале» у нас сегодня чешский писатель Иван Вискочил. Точнее, перевод его произведения Александром Драгомировым. «А всё-таки летать не трудно». Понятия не имею, как оценивать перевод. Как-то ни разу не приходилось этого делать. Хотя, разумеется, всевозможных переводов за жизнь прочитал немало. Так что ограничусь только словами о том, что рассказ мне понравился. Необычный и интересный. Литературный язык рассказа прочный и удобоваримый. Рекомендую данное произведение к прочтению. Это хорошая качественная проза.

 

Далее.

 

вы хотите стихов, и мелодии песен?

вы поэзии жаждете, секса и колбасы?

на рассвете

на крыльцо выходите,

суйте руку в карман и ищите в кармане яйцо,

улыбаясь приветливо азбуке этого мира

вы чешите его, превращая загадочный контур

в квадратуру

конуса ручной работы

если же вы не проникнитесь удовольствием от разминания

органа этого под прямой радужной петлёй

убедитесь в том, что оно ваше,

что рядом нет кого-то, закатившего глаза к небу от удовольствия.

 

Уверен, что вам жутко интересно, что это такое было. Интересно? Тогда читайте стихотворение Тёмно-Белого «Стихи об одном», расположенного в том же «главном зале». А это… это всего лишь рецензия на него.

 

В разделе «дежурный по вокзалу» произведение Владимира Дорошева «Дракон и свобода». Прочитав страницу и, дойдя до «В институте он всегда был в роли идиота-фантаста и лишь ненамного пошатнул и так свою неважную репутацию», впал в стопор. Старательно пытался поместить это предложение в свой мозг под разными углами. Ничего не вышло. И после следующего предложения «Затем он пошёл работать, и смеяться настал черёд его сослуживцам и напарникам» захотелось добавить «после чего он начал писать рассказы, и тут уже во весь голос заржали читатели».

Еще пара страниц этого чтива. Вердикт в отношении литературного языка данного произведения уже сложился. Повествовательный язык слабый, шершавый и, подчас, несколько неуклюжий. И, тем не менее, что-то в нём есть. Текст вызывает ассоциацию с не очень качественным переводом О. Генри.

А вот и очередное шедевральное предложение: «Шеф поставил локоть на стол и положил лицо подбородком в полураскрытую ладонь». Ничего не напоминает? Детство… юность… журналы «Пионер» и «Костёр»… «из школьных сочинений»…

«О.Генри» плавно перешёл в потуги школьника написать свою первую сказку, и потихоньку окончательно сошёл на нет. …Впрочем, школьника я, скорее всего, похвалил бы… может быть… ученика 5-6 класса…

Немного подсластило пилюлю стихотворение Вадима Смоляка «Ах, как не хочется стареть…». Есть пара незначительных косячков. Но в целом стихотворение неплохое.

 

В «жале ожидания» две подозрительные личности женской национальности.

Елена Морозова толкает из-под полы сокращённую (очень сокращённую) версию романа «Мастер и Маргарита» под кодовым названием «Отец». А Юлия Поселеннова травит народу байки, кое-как замаскированные под стихи. О том, что это молдоване заточили и утопили Атлантиду. Про мышей, нелюбящих мыть пол дождевой водой. О правильном поедании собак под крики «Налей!» с балкона. И …прочем бреде.

А что вы хотели?! Это «Свобода» …тыть!

Идём в «детскую комнату». Здесь Антон Лукин пытается «Поверить в сказку».

Посмотрим, как это у него получится. Уж, «оченно хосица» в сказку поверить и нам тоже. Но пока что с ходу втыкаемся в «Где-то неподалеку доносилось…»… «Бледной ладонью он медленно водил карандашом…»

/////Уважаемые авторы! Начинайте потихоньку вводить в свои творческие и литературные планы пункт «уважение к читателю». Работайте со своими текстами. Шлифуйте и правьте их неустанно. Не бойтесь сделать их «чересчур совершенными». Сальвадор Дали уже высказался по этому поводу, повторять не буду. Вы же возмущаетесь, когда сталкиваетесь с некачественной обувью или плохо пропеченным хлебом. Почему же вы сами позволяете себе публиковать свой плохо пропеченный продукт? Как вы сами относитесь к словам продавца (у которого купили обувь три дня назад, а она развалилась), что «вы неправильно её носили»? Или, сажем, того же пекаря: «Ватрушки сырые, потому что я их так вижу. Кому надо – допекайте так, как вам нравится» и т. д./////

Но, возвращаясь от моего внезапного нелирического отступления, хочется заметить, что если «Поверить в сказку» написано ребенком, то это довольно мило. В противном случае к дядюшке Ленину за словами: «Учиться! Учиться! И ещё раз учиться!» (что-то меня сегодня на Ильича пробило).

 

Ну, а мы продолжаем нашу экскурсию по «Вокзалу».

В разделе «паровозик» сказки сказывает Вера Чигарина. Её «Сказка про озеро «Красавица» особой оригинальностью не блещет. Сказка незамысловата, но, полагаю, что детки, окружившие тётю Веру, и застывшие с открытыми ртами, останутся довольны.

Рядом с Верой в этом же «паровозике» примостилась и Таня Вешкина со своим «Пузолло». Её окружили детки постарше – подростки («повесть предназначена для детей среднего школьного возраста»), обожающие сказки о больших жирных рыжих котах, и их родители. Вот им Татьяна и рассказывает, как её Пузалло в бытность жизни на помойке лишал бомжей, местных котов, бродячих собак и крыс жизненных благ и удовольствий, забирая (и съедая?) из мусорных баков «…всё, что не доели, а также коробочки, пакетики, газетки, старую одежду и прочие вещи…». Куда жирное рыжее чудовище всё это девало – этого никто не ведал. Но факт остается фактом: «…водитель мусороуборочной машины обнаружил, что контейнеры во дворе пусты. В них не было практически ничего.… То же самое повторилось и завтра, и послезавтра…». Мусороуборочный котёнок Пузалло вышел на охоту и с завидной регулярностью подчистую очищал мусорные баки.

Разумеется «усыновить» такого кота могла только такая же обирающаяся с утра до вечера семейка, которая и не замедлила вскоре объявиться. Знакомьтесь. Семейство Веселовых. «Папа, Мама и четверо их детей». Жрут всё, что попадается им по руку. Жрут  сутра до вечера «…дикое количество чипсов, орешков, шоколадок, бутылок пива и лимонада, пачек пельменей и замороженных овощей, бананов, апельсинов и мороженого в блестящих бумажках…».

Из всего выше написанного становится ясно, что эти, всё подряд жрущие особи, просто обязаны были рано или поздно встретиться. Что к всеобщему счастью и состоялось. Тут бы и сказочке конец, но, судя по всему, у автора другие планы на это счёт. И нам предстоит увидеть ещё и продолжение «жрущих».

На «вокзальной площади» выставка поэтов Костромской области. ЛИТО «Голос» подаёт свой голос. Призывно манит к себе транспарант «за культуру литературного слова и чистоту поэтического слога».

Зайдём. Поглядим.

Ну, что же, ребята и девчата, с почином! Ваш первый общий блин вышел не комом, и вполне удался. Хорошая поэзия. Есть, конечно, над чем поработать. Но, я думаю, вы и сами об этом знаете, так что заостряться на этом не буду. Все молодцы. Никого не хотелось бы на первый раз особо выделять. Но всё же, чисто субъективно, для себя выделил Сергея Уткина. Но, повторюсь, это чисто субъективное мнение. В целом, все поэты весьма достойно представили своё ЛИТО. С чем вас и поздравляю!

 

На «платформе №1» Антон Погребняк зазывает нас в свой «Лабиринт».

Заходим… и с ходу:

«Как хлопнула входная дверь, понял, что это за мной»

Наверное, всё же «как ТОЛЬКО хлопнула…» или, уж, тогда «КОГДА хлопнула…».

Почти следом: «Не забыл убрать кровать (куда, позвольте спросить? свернуть и утащить в кладовку раскладушку?)»

За исключением же этого, зарисовка неплохая. Эмоционально хорошо прописанная и целостная,… но всё же зарисовка.

В унисон с ней и стихотворная «Волна» на «второй стороне платформы №1». Единственным непонятным моментом в которой служит подмена слова «Неважно» в четвертой строфе на неудобоваримую, вылетающую из ритма и размеру, фразу «И не имеет никакого значения…»

Заключительная зарисовка на «третьей стороне» тоже довольно насыщенная и интересно прорисованная пахнула в лицо стихотворением питерского поэта Андрея Андреева «И тогда человек заплакал»:

 

…и тогда человек заплакал,
а за грязью оконных стёкол,
размалёванный солнца лаком,
летний дождь скакуном процокал.

А жемчужины звонких капель –
— наказание?.. Не иначе.
В тёмной ванной на грязный кафель
человек опустился, плача;

В тёмной ванной, упавший на пол,
человек сам себя увечил…
А на улице дождик капал,
а за окнами бился вечер,

а по комнатам шлялся ветер,
занавески вздымая празднично…
И молился при слабом свете
человечек, упавший навзничь.

А за грязью оконных стёкол,
размалёванный солнца лаком,
летний дождь скакуном процокал…
И тогда человек заплакал.

 

Едем дальше. «Отправление». Именно так называется следующий раздел литературного журнала «Вокзал» №2 за 2012 год.

В разделе представлен рассказ Владислава Кузнецова «Поле. Война».

Вступление мне понравилось. Вдумчивое плавное введение читателя в мир своего повествования расслабляет и втягивает. Передаваемые ощущения кажутся знакомыми и родными. На выходе из «увертюры», правда, слегка споткнулся об «Едва видные…». Пожалуй, в данном предложении в сочетании с «едва» уместнее было бы применить слова «видимые» или «различимые».

Ну и, конечно же, вряд ли двое могут говорить хором.

Но читаю дальше. Хорошие философские рассуждения, поданные в необычном ракурсе. Замечательные этюды всевозможных описаний природы, сиюминутных событий и течения мыслей, тщательные, но ненавязчивые прорисовки сцен располагают к общению с автором и героями его рассказа.

Окончательно отключившись, перестав периодически отмечать какие-либо моменты, и делать короткие пометки в записях, с интересом дочитал до конца. Рекомендую рассказ «Поле. Война» к прочтению. После прочтения остается стойкое желание прочитать в дальнейшем что-нибудь ещё из творчества Владислава Кузнецова.

 

Начинаю потихоньку проникаться рисунками Виктории Боровской.

 

Стихи Алексея Гумилёва и его переписку с редактором-составителем поэзии Ольгой Туркиной по поводу этих стихов оставляю без комментариев. Так как, к стыду своему, вынужден признать, что у меня как у литератора есть один значительный изъян – я не пью, не курю и не употребляю наркотики (за исключением женщин). И, соответственно, никаким боком не могу поучаствовать ни в развернувшемся диалоге, ни в комментариях к нему.

 

Понравился начальный рисунок Сергея Сбежнева. Я бы даже не отказался иметь такую картину у себя на стене. Ну и всё, пожалуй, по стихотворно-художественной подборке Сергея. …Хотя нет, вру.… Вот это весьма недурственно:

 

Я о любви могу сказать немало:

Она пришла…………………………………….  _        _             _

 

Её опять не стало.

 

Ну, а мы запрыгиваем в отходящий «литерный поезд». Поглядим, чем нас здесь будут угощать.

Нашу поездку взялась скрасить своим «Мгновением прекрасной эгохи (надеюсь, что всё-таки «эпохи») Фаина Гримберг.

Прочитал.

Ну, что могу сказать? Довольно веселый бред, написанный действительно в манере, смахивающей на кэрролловскую, но на современный лад и для детишек несколько постарше (скажем, лет этак с восемнадцати). Можно почитать, коли делать нечего. В дороге там… или в камере. В меру забавная ахинея.

Но в этом же поезде с нами едет ещё один автор. Судя по имени, то ли итальянец, то ли мексиканец. Алонсо Кехано.

Прочитал. Даже впечатлился немного. Кстати, судя по тексту, либо стихотворение написано от женского лица (я сам так частенько делаю), либо Алонсо – это онА, итальянка (мексиканка/бразильянка).

Поэзия хорошая. Насыщенная. Чувственная. С глубиной. Но всё же, даже делая скидку на то, что это ломаный стих, — сыровато. И эту неотточенность надо не маскировать формой подачи, а просто немного поработать со стихом.

 

«Пути сообщения». Илья Криштул с парой зарисовок из своего цикла «великие города мира». Одна посвящена Москве. И это бесспорно, действительно, один из величайших городов мира. А, вот, каким образом в список «великих» попал Бологое, я и попробую выяснить из опубликованной заметки.

Итак. «Бологое» и «Москва» — две довольно милых ироничных, и в меру едких картинки городов. Улыбаясь, проникся «величием» не только столицы, но и Бологим. Цикл имеет место быть. Автор, ждём новых портретов городов.

 

«Волокно» Максима Ермакова в «плацкарте» располагает к себе почти сразу. Уже с «на запястье падает капля, вытягивая меня в одинокую осеннюю свежесть» и вплоть до «…а между тем, рано или поздно, придёт время возвращаться. Сюда. Туда. В любом случае, куда-то обратно» идёт практически поэзия в прозе. И это не слова. В этой прозе поэзии значительно больше, чем в тех виршах, которые расположены в начале номера, и по которым я уже слегка прошёлся наждачкой.

«Осенняя красота города всегда останется немного неполной, многотысячная армия уборщиков никогда не даст ей развернуть себя во всей красе» — это всё оттуда же, из «Волокна». Читаю и наслаждаюсь. Это же готовая канва для поэзии, только успевай рифмовать. Порой даже создается ощущение, что это пересказ стихов своими словами.

Почти классический пример того, как можно, практически ни о чём, писать легко и красиво. Рекомендую от всей души.

Здесь же, в «плацкарте» Лидия Чередеева поделилась с нами тем, что она слышала. Не расслышали? Ничего страшного. Вы ничего не пропустили. Пойдёмте лучше посмотрим, кто у нас сегодня «проводник».

В «проводниках» у нас сегодня Татьяна Томах и её «Нить».

Замечательная нить. Замечательный рассказ. Очень хорошая качественная проза. Отменный литературный язык. Абсолютно не к чему придраться. Читайте и получайте удовольствие. Лично я уже получил.

 

А кто у нас здесь примостился на «верхней полке»? Ба! Да это же Владимир Митюк «укрощает сны». Так и называется «Укрощенные сны».

Со страниц своих «снов» призывает Владимир женщин к соитию. Рассказывая о бьющем по ушам тестостероне и жажде совокупления, преследующей его даже во сне. Всеми клетками своего тела он подает сигналы женщинам о своей повышенной сексуальности. Всё остальное – ничто иное, как самый обыкновенный антураж.

 

Держась за ручку «стоп-крана» проповедует нам свою «Иллюзию свободы» Ольга Кравчук. И хорошо проповедует, скажу я вам. Рекомендую к прочтению. И рассказ хороший. И задуматься есть над чем.

А я сажусь читать второй рассказ Ольги. «Регина».

Прочитаю, и поделюсь с вами своими ощущениями.

Прочитал… да… сюжет не нов, обыгран многократно и в литературе, и в кино. Написано ровно, без видимых косяков. Женщинам (читательницам) в большинстве своём такие вещи нравятся.

 

В разделе «опасный груз» редактор решил разместить довольно откровенный рассказ Александры Ерковой «Другое время». Честно говоря, я так и не понял чем вызвано такое название, мне оно как-то показалось из другой оперы. Но это право автора. Откровенность же  рассказа заключается не в описании изменяющей мужу героине. А в словах «Под ногами крутятся мои дети. Чёрт, я до сих пор не могу запомнить, как их всех зовут. Была б моя воля, я б их отключила, выставила бы в ряд и смотрела бы в их физиономии, изучала бы, пока не запомнила в точности, как они выглядят. А потом бы, скорей всего, каждого переименовала согласно собственным представлениям. Мой муж советует мне посидеть с ними, пока они спят: он утверждает, будто в такие моменты их лица становятся

ангельски чистыми, и я без труда смогу узнать в них своих детей. Но меня берёт скука даже при одной мысли об этом: я не могу найти в себе силы умиляться спящим детям. Я чувствую, как в них теплится отличная от меня жизнь, а мне всегда казалось, что такого быть не может. Поэтому с детьми остаётся мой муж, а я предпочитаю не смотреть в их лица, не помнить их имён. Я перешагиваю через них семимильными шагами и направляюсь на кухню, где для меня осталось ещё недопитое шампанское». Это, пожалуй, самое сильное место в рассказе Александры.

Рассказ, в сущности, тоже чисто женский. Но, полагаю, имеет очень противоречивые и достаточно полярные мнения в отзывах читателей, если он размещён где-либо в сети.

Почему-то здесь же, в «опасном грузе» размещена страничка с невинными ошмётками мыслей Марии Евтюхиной. Ничего опасного, сколько-либо острого, афористичного в них, в общем-то, нет. Высказывания сии довольно банальны и просты, и какой-либо оригинальностью не блещут.

 

В разделе «железная дорога» Александр Смирнов представляет свой рассказ «Сеть». Рассказ достаточно слабый. Повествовательный язык довольно примитивен. Текст насыщен фразеологическими и синтаксическими ляпами. Сюжет высосан из пальца и, как следует, не продуман и не обработан. Ну и, соответственно, получилось то, что получилось. А получилось – ничего.

В этом же разделе расположились два стихотворения Дмитрия Гусева. «По дороге из жёлтого кирпича…» — сырое, с размытым (я бы даже сказал, с размазанным) ритмическим рисунком. Безразмерное (применил это слово не столько для того, чтобы подчеркнуть, что у стихотворения отсутствует какой-либо размер, хотя и это тоже; но, больше всё же для того, чтобы показать бесконечность стиха). Акынизм, одним словом.

Почему второе стихотворение называется «Школьный вальс» я так и не понял, «Школьный бред» ему бы пошло больше.

Тем не менее, я не говорю, что это не стихотворения. В них просто слаба поэзия. В обоих стихотворениях чувствуется потенциал автора, но он сам себе в них ставит подножку, пытаясь быть оригинальным.

 

На горизонте замаячил «путевой обходчик» Евгений Шторн. «Что он нам несёт? Пропасть или…». А несёт он нам (ни много, ни мало) «Диптих о свободе». Машинист, притормози, читанём.

Славная вещица. Несколько спорная, но славная. Замечательная юмореска! ….Хотел написать я пока читал этот рассказ. Так как был абсолютно уверен в том, что автор посредством гротеска очень тонко прорисовывает своего героя, человека, замкнутого на своём «хочу», на первичности и непоколебимости своего «я». Это касаемо первой части «liber mortuorum».Но концовка, вдруг, превратила этот легкий изящный фарс в трагедию, чем, на мой взгляд, значительно снизила ценность произведения. …Но в то же время, допускаю также, что я ошибаюсь в восприятии произведения. Что это и не то, и не другое (не гротеск и не трагедия), а чистейшей воды сатира, и убийство в конце – это неожиданный ход, и даже, в какой-то мере, ВП*(высший пилотаж). Сродни бессмертным и восхитительным «Двенадцати стульям».

Но, повторюсь, это всё относится только к первой половине «Bill of Rights»… опс! прошу прощения,… разумеется, же «Диптиха о свободе».

Пошел читать вторую. Может, как раз там я и найду некоторые ответы и лучше пойму автора и его подачу.

Ну, в сущности, я оказался прав во второй части своего предположения о стиле написания «liber mortuorum». Это действительно оказалась сатира. Злая, едкая, но живая, ироничная, правдивая и улыбающая сатира. Вот именно через эту призму и надо читать первую половину диптиха, озаглавленную «liber mortuorum». И понимание этого я подчерпнул именно во второй половинке диптиха под названием «liber viventium».

«Взрослым неприлично играть в игрушки, а мальчикам ещё неприличнее, поэтому мама с папой завели себе и брату меня…», « …Потом девочка подросла, стала становиться женщиной, стала становиться тем, кем её хотели видеть мама и папа, которые добровольно пожертвовали своей плюшевой игрушкой для того, чтобы плюшевая игрушка стала орудием производства новых плюшевых игрушек…», «…Я стала работать продавцом в обувном магазине. Это была хорошая работа, потому что от громкой музыки и тринадцатичасового рабочего дня я становилась совсем пустой, и мне не надо было думать о том, чем я займусь в выходные – я просто спала до вечера, потом вставала, принимала душ и снова ложилась спать. Друзей у меня не было…» — всё это выдержки из второй части «Диптиха о свободе». Произведения, которое я настоятельно рекомендую к прочтению. Или, как пишут в сети: «Читать всем!» И не забудьте отдельно посмаковать и насладиться детским стишком про беду.

Есть косяки по тексту. Но это как раз тот случай, когда содержание покрывает всё с лихвой. И ляпы с небольшими корявостями либо попросту не замечаешь, либо нет никакого желания на них акцентироваться. Внимание самопроизвольно заостряется на повествовательной линии и выхватывает из текста вкусняшки, типа приведенных несколько выше. Благо, в данном тексте их хватает с избытком.

Читая концовку «liber viventium» всё боялся, что брат героини начнёт домогаться её сексуально, но, слава богу, всё обошлось банальными (со стороны брата, разумеется, а не автора) поучениями как правильно жить. Автор же свою позицию высказывает отнюдь недвусмысленно: «Человек может быть свободен как угодно и где угодно, главное не окружать себя теми, кто учит тебя жить. В первую очередь, это делает семья…». А финал произведения Евгений Шторн дал совсем другой, нежели я сам себе насочинял, пока читал. И хотя эта концовка, как предыдущая, в меня не легла, ещё раз призываю прочитать эту вещь. «Диптих о свободе» Евгения Шторна.

 

В «поезде особого назначения» у нас уютно расположился Роман Всеволодов со своей «Курткой». Рассказ этот мне уже знаком. Данное произведение из сборника рассказов Романа «Переплетение». Книге, к которой я, ваш покорный слуга, имел честь написать послесловие.

Рассказ добрый и душевный. И, не смотря на то, что он короткий, успевает заставить задуматься над некоторыми моментами нашей жизни.

Но мой вам добрый совет. Найдите этот сборник и прочитайте полностью. Потому что рассказ «Куртка» — лишь одно из звеньев повествовательной цепочки, выстроенной автором.  //Роман Всеволодов «Переплетение»//.

 

В соседях с Романом Иван Белецкий с небольшой подборкой своих стихов.

Пожалуй, ограничусь цитированием всего лишь одного предложения: «И ничего не даёт нам ничего».

 

Раздел «Контроль». Отзыв  Сергея Бородина на журнал «Вокзал», как таковой. Писать отзыв на отзыв я, пожалуй, не буду. Не потому, что считаю это чем-то нелепым. Отнюдь. Просто не на что отзываться. Человек просто пишет своё «спасибо, что вы есть». Умилило только предложение «Во вложении последнее стихо». Всё! Кончился поэтический Сергей Бородин. Впрочем, это так… старая добрая шутка по поводу всех этих «последних».

Что до стихотворения Сергея, то оно неплохое. Мне понравилось.

Тут же на «контроле» и Павел Финогенов. И пара его стихотворений. Пару слов?

Да ради бога! А почему бы и нет. Имеет место быть. Налицо попытки вырваться из определенных рамок. Вопрос только в том: тесно там стало или изначально было неуютно? Поэзия ли это? Не знаю. У меня нет четкого и однозначного ответа на этот вопрос. Для этого сначала, наверное, надо дать четкое определение слову (точнее, понятию) «поэзия». А иначе можно диспутировать до бесконечности. Что, впрочем, иногда вовсе даже и неплохо.

Вот так вот, ужом проскользнул мимо двух стихотворений Павла.

 

Вера Семченкова. «Какая тема у следующего номера «Вокзала»? Свобода? Чичас изображу «чо-нить».

Не обманула.

Изобразила.

Чо-нить.

 

Александр Блинов выставил на «станции  формирования» свой рассказ «Бозон Хиггса или Мужчины живут меньше, не так ли, дорогая».

На входе нас встречает забавный эпиграф:

она ждала четыре года

и год ещё и пару дней

на белом принце конь приехал

женился дети умер всё

 

Дальше я уже мысленно готовился написать фразу: «Ну, пожалуй, на этом всё забавное и закончилось». Сам не знаю, почему ко мне, вдруг, пришла эта мысль. Может быть, потому что я страшный и ужасный критик, и изначально должен настраиваться на то, чтобы где-то кому-то вставить. А, может быть, потому что появилась возможность рисонуться. Типа: «О, как я могу!». Но это неважно (с).

Решил, для начала, всё же прочитать непосредственно само произведение. …А потом красиво подогнать всё под уже заготовленную мною фразу.

Шу-тю.

Начал читать. Начало «изюмительное». Дальше, правда, как-то размыто. В смысле, много воды. Интересная подача зарождения новой души. Вроде простая, я бы даже сказал, банальная, но лично для меня новая и оригинальная. В общем, на раз прочитать вполне годится. Весь. А, вот, начало можно читать бесконечное количество раз.

 

«Первый снег» Владимира Бучинского.

Хороший бытовой рассказ с послевкусием, что чего-то все-таки немного не хватило. Что-то куда-то не дотянул.

 

«Телефоный звонок Екатерины Киселёвой – весточка в наши души. Читайте и звоните родным и близким.

 

Подборка стихов Анастасии Яковлевой-Помогаевой оставляет желать лучшего. Много лучшего.

Отбор почти прошёл первый стих, озаглавленный «из цикла «геометрия Лобачевского».  Почти – потому что эксперимент «заперти-запрети» с треском провалился. И, искренне сомневаюсь, что автор не увидела этого сама. Тогда зачем? На дурака?

Следующие три из «винного цикла» должны были по идее стать легкими напевными молитвами Бахусу. Но вместо того, чтобы слегка опьянить душу, они водкой ударили по мозгам, спотыкая на каждом шагу, заставляя улавливать смысл и попытаться хоть как-то связать разрозненные картинки. Совет  автору: перестаньте писать циклы, начните писать стихи.

 

Рассказ Дарьи Александрович «Замкнутая свобода» хорош уже тем, что в любой среде, на любом сайте вызовет жаркие споры. Так как суждения выложенные в нем сами по себе достаточно спорные. Но мне понравилось, что героиня не пошла всё же в монастырь. От этого выгадали все.

Здесь же, в разделе «тупиковый путь» Юрий Дихтяр развивает «божественную» тему совершенно под другим, весьма необычным углом. Забавно и ненавязчиво крутит автор «Колесо богов». При таком ракурсе, многое выглядит совсем по-другому. Ещё лет десять назад я бы многого из этого произведения не понял бы… точнее, не принял бы. Так как жил жизнью несколько отличной от нынешней своей жизни. Просто посчитал бы это забавной фантастикой. Сейчас же я почти уверен, что примерно так всё и было. Короче, легко, забавно, но в то же время есть над чем задуматься.

Завершает раздел верлибр Анны Орлицкой. Я ничего про него не могу сказать. Верлибр – вещь настолько тонкая и спорная, что его всегда сложно как-либо оценивать и комментировать. Моё личное мнение по этому вопросу таково. Верлибр – это одна из вершин творчества. Это нечто такое, во что вырываются поэты из тесных рамок поэзии. Не сбегают, а вырываются. Дорастают. Я говорю, разумеется, о верлибре, о настоящем верлибре. К сожалению, в верлибр зачастую подаются очень ранимые поэты, прячась за стенами верлибра сами, и пряча там свою бесталанность.

Я не имею в виду непосредственно автора этого стихотворения. Лишь повторюсь. Мне нечего сказать про этот стих.

 

На «узловой станции» Никита Биан раздаёт «Каждому по клёну». Взял и я себе один. Люблю клёны.

Проза добротная, качественная. Это бесспорно. Такие вещи хорошо экранизировать. Роликами они смотрятся и воспринимаются глубже.

В этом же разделе разместился и Сергей Бородин со своим рассказом «Дольше, чем навсегда». Неплохо задуман сюжет. Более-менее качественная канва произведения. И язык вполне литературный. Но, вот, само заполнение, сама повествовательная линия оставляют желать лучшего. Как-то всё чересчур скрупулезно описывается. Такой подход допустим и оправдан только в одном случае, — когда у произведения яркий и неожиданный финал. Но финал такой же тягомончатый. Лично у меня осталась масса вопросов, на которые я так и не получил ответа. Всё как-то намеками и полунамеками.

Что там делал монах? Что это за место такое? Что за сделка? Кто кому и чью душу продает? Что в качестве оплаты? Что это за посыльно-командировочный, и зачем он был введен в рассказ? Какую плату всё-таки заплатила героиня? Короче, одни вопросы и ни одного ответа.

И в заключение (раздела) зарисовка Владимира Дорошева «Вокзал». В сущности, ни о чём. Хоть и с потугами на глубокие философские мысли. Местами, непонятно для чего, прозаический текст выстроен в столбик. Наверное, для красоты расположения «букаф».

 

На «платформе №2» читает свои стихи Елена Качаровская. Первое стихо «И когда она приподнимет брови…» довольно сумбурное, но неплохое. Хотя позабавил, конечно, «лукавый транспортир».

«Вышла с радости» — разумеется, стихотворение; разумеется, поэзия. Но не для всех. Я называю подобные вещи «балаболистыми». И тоже иногда пишу что-то подобное, в качестве баловства или эксперимента. Пользуясь случаем, выложу одно из них здесь, и хоть таким образом опубликуюсь в «Вокзале», в котором меня так настойчиво не хотят печатать.

 

БАЛАБОЛИСТОЕ

зацепилось небо
за кусты сирени
заискрился невод
закурили тени
дымкою по небу
облака игрушки
тыкаются в стену
молока из кружки
выплеснется капля
на мою ладошку
вот скажите как я
напою хороших
песенок малышек
слов про вашу душу
если не услышу
снов права нарушу
затуманю разум
вас забалаболю
за Дунаем разом
канут боль за болью
и о чем шептались
вы не углядели
небеса из стали
с веткою сирени

 

/Поздравляю тебя, Олег, с первым стихотворением, напечатанным в журнале «Вокзал». Правда, пришлось замаскировать это десятью страницами обзора/.

 

А, вот, зарисовочка «Лицо номер семь», судя по всему того же автора, Елены Качаровской (во всяком случае, фамилии другого автора я поблизости не нахожу) очень даже «вери гуд». Живо. Легко. Напористо. Мило. Этакий набросок с натуры.

 

Очень понравилось стихотворение Галины Гампер «Стих, мой стих –

Пауконогий блудоног…» Я, пожалуй, даже выложу его здесь целиком:

 

Стих, мой стих –

Пауконогий блудоног

Строкоблуд мой,

Выкаблучиватель строк…

Так хотелось бы чего-то поновей,

Только кто ж озвучит танец?

Соловей.

От Эдема,

где Адама соблазнив,

Ева змейкой проскользнула в купе ив.

Как положено, над озером в ночи –

Может триста свеч,

а, может, три свечи.

 

Славно! Ей-ей! Каков, узор, а!

 

В «воздушном переходе» несколько рисунков Ольги Туркиной.

Довольно милый автопортрет «Где же ты, мой Карлсончик?». Эскиз «Задумчивый месяц». Очень хороший набросок портрета гл. редактора (только почему-то с клювом вместо носа).

Рисунок «Выпуклости и мохнатости» напомнил четверостишие 80-ых:

«Нам всё же легче, что ни говори,

С ума не сходим, и не мрём повально.

Спасибо, современницы мои.

Спасибо вам, что вы не идеальны».

 

На левой стороне «платформы №3» та же Оля Туркина с миниатюрой «Миниатюрный герой». Ммм… оставлю без комментария.

 

На правой стороне той же платформы Андрей Демьяненко с двумя довольно забавными, даже несколько анекдотичными, миниатюрками. «Железный герой» и «К звёздам».

 

И её одно хорошее стихотворение на просторах «воздушного перехода».

Елизавета Старикова.

«О ней»

Она от серых глаз отказывалась,

Она хотела тех, зауженных.

Она не с теми вечно связывалась,

Она хотела всех, кто хуже.

Она любила недоверчиво,

Она искала недостатки.

Она, как плёнка, вся засвечена.

Она, как платье, вся в заплатках.

 

А у нас продолжается парад поэзии. Уже знакомый мне по началу номера Сергей Сбежнев и три его стихотворения.

«Милосердие» — в целом хорошо, но заключительные четыре строчки в меня не вошли. Понял задумку автора, даже представил себе картинку ветра в пальто на крыше,… но так и не смог связать этот кусочек с основной частью. Мозгом-то понимаю, что всё, вроде логично и в тему. И что, вроде, как, наоборот, должно быть вкусно. А, вот, уши и душа не принимают.  Просто в «ступеньках» этих строк что-то не так (разумеется, я не имею в виду уход от заданного изначально ритма/размера)… возможно был какой-то сбой при публикации.

«В ноль» — подобного рода поэтический бред (ну, фантазия, если угодно) хорош тогда, когда написан на одном дыхании (когда сам не успеваешь понять, откуда что взялось). Когда в нем нет напряга и очевидной высосанности из пальца. Вот этого «одного дыхания» я и не почувствовал в стихотворении.

«Записки новорожденного» — 50/50. Первые три ломтика – здорово! Следующие три – слиты.

 

Ну, вот, мы почти незаметно добрались до «выхода в город», где нас поджидает

«Неизбежность хэппи-энда» Юрия Дихтяра.

Ну, неплохой добрый рассказик. Я даже вкусняшку в нем нашёл. «Потом пришла боль. Сначала осторожная, лёгкая, как ветерок, пробежала, проверяя поле боя. И, убедившись, что ей никто не противостоит, захватила всё тело».

 

Порылся напоследок в «диспетчерской». Но как ни старался, своей фамилии так и не нашёл. В прошлом номере тоже не было. Странно. Посмотрю в следующем, может, там появится. Бог троицу любит.

 

А пока же я подведу итог.

 

1. Вынести на обложку журнала слова «Литературный журнал «Вокзал».
2. Сделать журнал тоньше, а издавать чаще.
3. Увеличить шрифт до стандартного двенадцатого кегля. Ну, или хотя бы, для начала, как минимум, до одиннадцатого.
4. Авторам работать со своими текстами. Править и шлифовать их. Уважать читателя и свой труд.
5. Урезать количество разделов вдвое. Наполнить их произведениями (не одно-три, а пять – шесть) соответствующей тематики.
6. Сделать подавляющее число разделов постоянными и неизменными.
7. 7.      Редакторам надо не только редактировать произведения, но и проводить более тщательный их отбор.

 

 

Что ещё?

Журнал более-менее справляется с насыщением своих страниц качественной прозой. С качественной же поэзией у журнала явная проблема.

 

Литературному журналу «Вокзал» №2 за 2012 г. даю свою личную оценку по 10-ти  балльной шкале — 6,9 балла.

     Будущее у журнала есть (хотя редактора почему-то уверены, что они уже живут в этом самом «будущем»). А насколько оно будет чистым, светлым, радостным и насыщенным — зависит только от действий редакторов.

     Поднимайте планку, господа! Время пришло.

 

     Олег Чабан. Санкт-Петербург, наб. кан. Грибоедова. 28 июля 2012 г.

 

 

 

 

                                               МОЁ ОБОЗРЕНИЕ

обзор литературно – художественного

                              журнала «Другие люди» №1 за 2012 г.

 

 

Моё желание сделать обзор одного из номеров журнала «Другие люди» возникло стихийно. Но не из ниоткуда. Основной причиной к этому, конечно же, послужил сбор молодых авторов в кабинете у Анатолия Ивановича Белинского в Доме Писателя на Звенигородской, 22. Зачитывание им своей статьи «Ещё раз о «других» людях», напечатанной в январском (112-ом) выпуске газеты «Литературный Петербург», и последовавшим вслед за этим ее обсуждением. Читать далее →