У старухи-процентщицы был длинный шершавый и лысый хвост. И Раскольников его просто из сострадания отрубил, чтобы как-то поправить дело, и никак не ожидал, что старуха от этого сдохнет. Жизнь — это драма, замешанная на непредсказуемости. А беременную Лизавету Раскольников вообще не трогал. Её прогрыз изнутри ребенок — мутант, которого потом идиоты назвали самым человечным человеком.
(с) Юрий Тубольцев

Шесть ступенек

Дверь автобуса и не думала закрываться. Водила привычно орал о несознательности пассажиров и обещал до следующего утра не сдвинуться с места. Пришлось надавить на впереди стоявшее пальто. Его владелица попыталась двинуть локтём в моё остекленевшее состояние дремоты, но одуревшая масса сплавившихся тел загубила идею в самом начале. Зато её ноги в замшевых сапожках нагло умостились на моих одеревеневших пальцах в лёгоньких ботинках.  А так хотелось добраться до работы, не приходя в сознание. Я уткнулся носом в затылок, показавшийся из-под вязаной шапочки. Запах духов окончательно вернул меня в реальность. Она! Две недели тому назад нас склеило у замёрзшего окна, словно в забитой селёдками бочке. Осталось послевкусие от не съеденного пирога. Я даже стишок тогда изобразил:

Мороза настойка.

Автобус напичкан.

Слепило нас слойкой –

И вспыхнула спичка.

Мы так не знакомы,

И так чудом близки.

В узорах оконных –

Дыханья ириски.

Обуглена кожа,

Но цепи морали

На страже.

                   Похоже,

Мы что-то украли.

У каждого  – нечто,

Потерь зрелых плеши.

Сойдём на конечной,

Зря врозь,

              зря сотлевши.

Случайная вечность.

Через пять остановок дрожжевое тесто жаждущих добраться до работы  разделилось на комочки и вывалилось наружу. Я выпал, держа Читать далее →

Материальность мыслей не означает того, что все они воплотимы, но воплощенная в грубой материи мысль со времнем распадется на атомы, а не воплощенная — останется вечно материальной…
***
Исторические знания не могут быть историческим опытом, ибо все предрешено и не в лучшую сторону, историки бесполезны как и все на свете.
(с) Юрий Тубольцев

Мир не может обновляться, иначе он потеряет свое качество, которое заключается в обновлении лишь только шишки от граблей.
***
Во всём есть доля подвоха, а если без доли — то подвох абсолютный…
***
Чтобы стать человеком, надо забыть о человечестве и не вспоминать…
***
Все мы слепые, ведь мир необозрим…
***
Научную теорию ученый стремится прижать потолком, дабы не превратиться в бомжа.
***
В любой пустоте есть доля рекламы — но в каждой рекламе есть вся пустота.
***
(с) Юрий Тубольцев

• Не бойся льва-людоеда — он может растерзать только плоть, бойся нежную кошку — она может растерзать душу, но лев может стать кошкой — и тогда он безобиден, но если кошка станет львом — все львы от сдохнут от ужаса.

  — Каков король, такова и мораль, но только пока ты на шахматном поле.

• Во времена мамонтов все люди были Лермонтовами, мамонты изо всех сил пытались понять их стихи, но так и не смогли и от этого вымерли, а Лермонтовы, не видя мамонтов, лишились вдохновения и перестали сочинять, остался только один, но и тот, рано или поздно, отправился и к уменьшим мамонтам и ко всем остальным Лермонтовым.

• На первый взгляд, недодуманная семь раз мысль, может показаться недомыслью, но на самом деле это единая неумышленная мысль.

• Инопланетяне — это не очевидный случай высоко подпрыгивающих обезьян, — говорил Дарвин.

(с) Юрий Тубольцев

Как прекрасно иногда одиночество… Оно действует на расшатанные ежедневными проблемами и стрессами нервы не хуже самого современного дорогостоящего успокаивающего средства, способного оказать профессиональную помощь при краткосрочном курсе лечения, и еще больше усугубить проблемы при его длительном использовании. Надо признать, что у него наблюдается один очень нежелательный побочный эффект — быстрое привыкание, вызывающее ложное чувство эйфории от представившейся свободы, сродни легкому наркотическому опьянению. Одиночество бывает вынужденное: оно настигает нас в отсутствие любимого и любящего человека в какой-то период жизни. И осознанно выбранное, привычное одиночество — удел сильных творческих личностей, не допускающих ни малейшей попытки извне проникнуть в их непостижимый, сложный для понимания окружающих, внутренний мир. Часто желание человека остаться один на один с одиночеством обусловлено самой древней со времен сотворения Земли причиной — страхом. Но это не означает, что среди нас так много трусов. Все до банальности просто: боязнь быть отвергнутыми самыми родными людьми, которых мы боготворим, несмотря ни на что, рождает бесконтрольное, бессмысленное и нелогичное чувство страха — страха остаться одному. Поэтому самостоятельный выбор одиночества некоторыми людьми, как единственной панацеи от одиночества вынужденного, становится серьезной проблемой, над которой стоит задуматься. Не слишком ли мы эгоистичны к своим близким и любимым? Существует такая гипотеза, что все страхи родом из детства. В таком случае напрашивается вывод — одиночество во взрослой жизни берет свои истоки в далеком и кажущимся таким безоблачном детстве. Ах, эти взрослые сильные дети, обрекшие себя на одиночество!

Парень брел вдоль забора по незнакомой street. Именно брел, а не шел уверенным шагом. Усталость была тут не причем. Почти каждый вечер после напряженного трудового дня он совершал такие одинокие бесцельные прогулки по чужому городу с заоблачной высоты зданиями и вечно спешащими куда-то и все равно опаздывающими людьми с такими же заоблачными мечтами о своем светлом будущем. Кажется, за забором шла полным ходом постройка здания в современном стиле, но его это не интересовало. Новенькими, купленными три дня назад, дизайнерскими кроссовками он зарывался в еще не успевшую утратить своего первоначального хрупкого очарования, опавшую листву. Этот знакомый и такой родной с детства чуть горьковатый прохладный запах осени напоминал о родителях, оставшихся в другой стране, друзьях и, чему парень, усмехнувшись, искренне удивлялся, нелюбимой школе. Кто бы мог подумать, что он способен так тосковать даже по неприятным воспоминаниям того периода? Сейчас они стали ностальгической музыкой, ласкающей его истосковавшийся по знакомым звукам слух. Ностальгия — это не болезнь. Это симптом — первый звоночек пожизненного душевного одиночества. Прошло не так много времени с того момента, когда он по собственному неподвластному разуму жгучему желанию покинул город, в котором родился, рос, как простой дворовый мальчишка до четырнадцати лет, до того счастливого, а может быть несчастного мига, в который подписал себе пожизненный приговор — жить для публики…

У него было редко встречающееся имя — Ярослав, и необычная для мужчины профессия — классический танцовщик. Балетный плясун, как именовал себя парень, немного стесняясь, но, в то же время, гордо, с дерзким вызовом. Он учился и работал по специальности в Нью-Йорке первый год. В свои неполные двадцать лет Ярослав выглядел почти подростком: высокий, худенький, скульптурно сложенный и подвижный мальчик, немного резкий в движениях. На смуглом, исхудавшем от постоянных гастрольных перелетов и переездов лице, еще не утратившем детскую плавность линий, завораживали глаза. Они не отвечали общепринятым во всем мире канонам красоты: не отличались ни необычайным размером и экзотическим разрезом, не излучали особенный, так воспеваемый поэтами, неземной свет. Но глаза нельзя было назвать среднестатистическими. Это понятие вообще было не применимо к этому парню-загадке.

Его глаза не терялись в однообразной серой волне лиц, плавно нахлынувшей на город. Они магнетическим образом приковывали к себе внимание прохожих, как горящие в бурю маяки манят взгляды обреченных на гибель моряков. В них мирно горел огонь жизни — простой, понятный, согревающий сердца и дарующий надежду безнадежным душам. Особенно душам, утратившим свой внутренний сакральный огонь: медленно тлеющим, чадящим и почти потухшим. Эти остывающие лампады пытались поймать в его взгляде ту искру, от которой смогли бы зажечься вновь. Но пепел не воспламеняется.

Описать цвет глаз Ярослава, пожалуй, не под силу самому выдающемуся писателю и даже художнику, имеющему мировую известность. Но не использовать эту счастливо представившуюся возможность было бы еще одним преступлением против человечества. Каждый, кто видел его глаза впервые, по-разному мог описать цвет: в силу своего жизненного опыта, богатой фантазии и набора хранящихся в памяти, часто употребляемых в обществе, эпитетов. Сухой физиономист определил бы этот цвет, как темно-карий; влюбленная романтичная девушка назвала бы шоколадным, а люди с творческим воображением даже не задумываясь, сравнили бы их с бездной — притягивающей своей глубиной; неизученной Вселенной, которую стремятся постичь далеко не все. Это была неповторимая, непредставленная в известном спектре цветов расцветка. Такие оттенки встречаются только у самородков, чудом добытых счастливыми кладоискателями. Этот цвет находился за гранью понимания. Ему не придумали еще названия. Но все же возьму на себя смелость предложить новый цвет — цвет искренности.

Этот взрослый ребенок, уже попробовавший в своей недолгой, но удивительной жизни горький привкус первой несчастной влюбленности, еще не познал истинную любовь. Ее терпкий, с солоноватыми нотками крови разбитого сердца, неповторимый вкус и букет ароматов кожи, волос, рук любимого человека. Эти чудесные открытия ему предстояло пережить. А пока, накинув на голову капюшон байковой толстовки, будто защищаясь, таким образом, от обрушившегося на него мира, спрятав руки в карманы полосатых брюк и немного ссутулившись, как обычный подросток, Ярослав брел по незнакомым улицам. Под ногами скрипели яркие, отдавшие всю свою зелень бесцветному небу и еще не успевшие пожухнуть, листья деревьев. Это время года примиряло с неизбежными потерями. Морозный вечерний воздух приятно холодил разгоряченное лицо и прямо заявлял, что зима не заставит себя долго ждать. Возможно, он был единственным человеком в этом городе, кто с таким нетерпением ждал ее первого вестника — снега-призрака, таившего от одного неосторожного прикосновения взгляда. Ярослав наслаждался такой редкой для него удачей — одиночеством. Он бесцельно шел, стараясь скрыть от встречных прохожих безудержное ликование. Никто не узнавал его, не останавливал, не пытался проникнуть в душу…

Сперва чрево было отражением естества человека, но, когда изобрели

книги, его естество стали отражать они. Но, когда изобрели компьютер, то

естество компьютера превратило человека в железяку.

(с) Юрий Тубольцев

• Новое время: не цементируйтесь в воле — а расплавляйтесь в роли…
• Клещи рождаются в клише…
• Жил был писатель, который писал все свои рассказы без середины, поэтому никто никогда не мог сказать, каково количество каждого его произведения и где именно в них спрятано качество.
• И жили они коротко и несчастно — лилипутики-садо-коммунисты…
• Обычные и драгоценные камни объединяет общий один единственный удар их пульса, начало которого — начало Земли и конец которого — конец Света…
• Арнольд Арестович не мог читать книги, потому что никогда не дочитывал их до конца, тогда он стал искать издательство, которое печатает незаконченные книги. Он ищет это издательство по сей день, потому что не может расстаться с надеждой читать.

(с) Юрий Тубольцев

Встретились три великих инсинуатора — Маркс, Фрейд и Дарвин — и убедили друг друга, что они козлы, однако с тех пор Земля стоит на трех козлах…

Кто пропустил начало — никогда не увидит конца, и круг станет его могилой, но, если он белка — то круг станет его стихией…

У человека, который всегда остается самим собой, есть два пути — либо вечно нести отсебятину, либо всегда быть в себе.

(с) Юрий Тубольцев

• В одном клюве двух червей не удержишь, но одним червяком не наешься, значит, если хочешь быть сытым — не ешь червяков, а лови журавля в небе…

• Подать кушано…

(с) Юрий Тубольцев

Однаждый великий писатель посмотрел в зеркало и увидел песца.

— Пипец! Да какой же я песец, я же великий писатель! — возмутился он и пнул зеркало.

— Но тут пришла жена и отнесла его в зоопарк.

Вокруг все были песцы.

— А может, все они тоже бывшие писатели? — подумал писатель-песец.

— Пипец, пипец, пипец, пипец! — ругались окружающие его песцы, потому что в клетке было много зеркал.

— Да, раз они ругаются, значит они тоже великие писатели, — понял писатель-пипец и успокоился.

— А, может, это только сон, — подумал он и ущипнул себя.

Все окружающие песцы тоже стали себя щипать.

— Значит они тоже думают, что это сон, — понял писатель-песец.

А вокруг клетки с песцами ходили посетители зоопарка и даже не подозревали, что это все писатели, а не песцы….

(с) Юрий Тубольцев

В знойном июле морозов не бывает… Но тебе исполнилось 50 лет! Твою голову сковало серебро. Ты прожил полвека, ты умудрен годами и делами…

Но как по-мальчишески молод ты! Как в твоем взгляде и в движениях ярки сила, ловкость и нежность! Природа щедро наградила тебя всем, чем богата сама. Ты прекрасен и царственен , как лев, ловок, как ягуар, нежен, как сама нежность… Как ты можешь своими руками так властно и нежно притянуть к себе. И я купаюсь в этом озере чувств такая маленькая… и такая большая,- это озеро подвластно мне! Я хочу  окунуться в тебя с головой, зарыться под мышку и не дышать!…

И не беда, что мы встретились с тобой почти через полвека. Впереди еще полжизни,  зрелой, знающей цену каждой минуте. И я — в этой жизни!

март 1973 год

— Где взять переголову для переосмысления?

(с) Юрий Тубольцев

Когда варианты возможны — выбирать надо не возможный вариант.

(с) Юрий Тубольцев