_ Это из цикла Из записок медсестры или краткий путеводитель по Сиэтлу.
Пояснение к тексту:
Большой вертел, Greater trochanter-верхняя часть кости бедра.
M.C. Emcees, hip-hop, рэп-музыкальный стиль.
Раффлезия Арнольда (лат. Rafflésia arnóldii) — вид растений-паразитов с запахом гнили.
Секси.
По медицинским канонам пулевое ранение всегда будет считаться грязным какая бы светлая и гладкая пуля не вошла в ваше тело.
Я вижу созвездие шрамов на его груди и спине. Маленькие, круглые, там, где пули вошли в его тело, похожие на следы оторванных пуговиц, их пять. И четыре выходных отверстия. Выходные шрамы похожи на розовые морские звёздочки, приклеившиеся к твёрдому грунту его грудной клетки. Такие можно увидеть во время отлива на прибрежных камнях.
Его тело решило уберечь 7.5 г металла и приютило сувениром около пирамидки надпочечника. 7.5 g не такая уж большая нагрузка для тела в семьдесят кило… но тем не менее присутствие инородного тела беспокойно для пирамидки, и она реагирует, выплёскивая в кровь адреналин. Его тело тлеет горячим, как угольная зола. Влажный фарфор глазного яблока блестит, как только что вынутый из моечной машины…Вёрткая рептилия его позвоночника убита.
Секси. Ему нравиться «sexy». Ему нравиться одеваться и выглядеть cool and sexy. Он постоянно заказывает по интернету что-то новенькое. И ухмыляющиеся жёлтые конверты Амазона с новыми майками, трусами и футболками валяются в полном хаосе на полу, диване, кресле. Выцветший лазурит ваягры разбросан на столике около дивана. Там же, бумажная тарелка с высохшей нетронутой едой, политой чем-то красным.
Он любит сидеть у входа в гараж, сворачивать маленькие сигаретки, курить и смотреть в бесконечность. Его бесконечность ограничивается пересекающейся дорогой, соседским гаражом и кустами ежевики, разросшейся до беспредела. Он заставляет меня ждать и медленно и неохотно покидает свой наблюдательный пост ловко выруливая к кровати между завалами пакетов. Я замечаю, что сегодня пакетов как-то особенно много.
У меня день рождения—объясняет он. Я продолжаю: Ты опять сидел часами на одном месте без движения? Ты так никогда не поправишься. И вообще, пора бросать курить. Ты не представляешь, что ты делаешь со своими сосудами.
Он игнорирует всё что я ему говорю.
-Ладно, ладно…давай делай скорей перевязку.
— И мои перевязки тебе не помогут если ты…
Он груб и капризен. Но что-то мешает мне на него сердится. Может быть, потому что я могу в любой момент выбежать из душной, прокуренной комнаты, сесть в машину, нажать на газ и уехать на берег моря смотреть на холодные волны, потягивать белое вино на веранде Anthony’s, а он уже не сделает этого никогда. Он перекидывает нижнюю часть тела из кресла каталки на кровать, как охотник мёртвую добычу. Он ещё очень сильный.
Его длинное тело баскетболиста ограничено полем госпитальной кровати. Я беру ножницы и освобождаю его тело от промокших бинтов, прокладок и пластырей. Его попка, когда-то как две половинки бейсбольного мяча, изъедена пролежнями. В иллюминатор его раны я вижу greater trochanter и серо розовые ленточки сухожилий так же ясно как в научно-популярных фильмах, которые я люблю смотреть на канале PBS documentary. Желто-зелёные всплески на марле и незабываемый запах Раффлезия Арнольда, не оставляют сомнений. Нет, это не избыток адреналина, это факинг инфекция.
-Дай померяю температуру.
-Нет.
-Давление?
-Нет. Не хочу. Ничего не надо.
-Ну не надо так не надо. Мне и так всё понятно. Тебе надо ехать в больницу.
-Какая больница? У меня сегодня день рождения. Скоро придёт моя девочка. Мы поедем ужинать.
-Хорошо, я буду звонить твоей маме.
-Звони сколько хочешь. Я никуда не поеду. И вообще мне сегодня двадцать один. Я могу официально заказывать алкоголь в баре.
— Ты понимаешь, что тебе срочно нужны антибиотики?
Он демонстративно не слышит и опять уткнулся в телефон. Его рука сползает по животу вниз и машинально захватывает в горсть смятый кусок тёмной замши.
-Что это? Зачем ты положила туда бинт?
— Это не бинт.
Он задумывается на минуту, потом отворачивается к стене. Он достаёт из-под подушки пистолет, такой же горячий как его тело. Он прижимает нагретый его телом металл к щеке и нежно проводит по подбородку. Glock G19 9мм это его мужское. Его гибкие пальцы, которым мог бы позавидовать Рахманинов умеют сворачивать маленькие сигаретки. Ещё они могут крепко держать пистолет. Хей, ты случаем не суисайдал? Ты что на этом спал? Он хоть на предохранителе? Ты так убьёшь себя. Он прячет пистолет под подушку.
-Ты ничего не видела.
-Я вижу, что у тебя инфекция и тебе надо ехать в больницу.
Звонит его телефон речитативом из М.С. Он оживляется, хватает телефон подпевая и жестикулируя пальцами. На другом конце линии мужской голос присоединяется и продолжает в унисон.
— Хей бро, я перезвоню позже. Моя медсестра здесь. Да, спасибо, конечно. Перезвоню.
***
Мама нашла его лежащим в темной аллее недалеко от дома, истекающего кровью, с перебитой рептилией позвоночника. Он помнил удар, но не чувствовал боли. Она кричала. Как она кричала. Ей, казалось, что она слышит свой ужасный крик и соседи должны услышать и прибежать на помощь. Она ощущала реверберацию упругих волн всей анатомией своего тела. Особенно тяжело было в голове и в области лёгких. Но не было звука. Так кричат во сне. Так, наверно, кричат чёрные дельфины на Фарерских островах, загнанные на мелководье. Он знал кто это сделал. Но он не сказал полицейским. Потому что он знал, что, когда он поправиться, а он обязательно поправится, он найдёт того, кто это сделал. И он подкараулит его дождливым Сиэтловским вечером в тёмной аллее. И уже тот, другой, будет лежать на мокром асфальте смешивая горячую, солёную кровь с холодным, пресным дождём. И уже того, другого, мама и его девочка будут кричать как чёрные дельфины на Фарерских островах, загнанные китобоями на мелководье.
***
Я закончила свою работу.
-Ну вот, должно продержаться до завтра. А завтра поедешь к доктору в клинику.
-А ты не можешь прийти завтра? Мне неохота ехать в клинику.
-Нет не могу. Твоя страховка не покрывает столько визитов. И по плану, ты должен появляться в клинике два раза в неделю. Ты помнишь? Ты подписал документ.
Bullsheet—ворчит он. Тогда положи побольше марли, чтобы я не промок пока еду в машине или сижу в ресторане. Стыдно.
-надень лучше памперсы.
Он задумывается грустно: никогда не думал, что мне придётся носить памперсы. Моя санитарка по уходу взяла сегодня отгул. Ты не поможешь мне одеться?
— Конечно. Что ты хочешь надеть сегодня?
Oн помогает мне разобраться с пакетами: открой тот, который слева на диване.
Я вспарываю пакет с трусами. Маленькие белые трусики распластаны под пластиком силуэтом мхатовской чайки.
— Ты хочешь эти?
– Да я хочу эти.
– Может лучше boxer shorts?
– Нет, эти.
С неловкостью таксидермиста дилетанта я натягиваю изящные трусики поверх памперсов. Чайка умирает. Теперь очередь узенькой беленькой маечки: она будет светиться в темноте как луна на его тёмном теле.
-Что теперь?
-Baggy.
Его кожа обжигает мне пальцы.
-Нет, это невозможно. Ты весь горишь, я звоню 911?
– Не смей. Я всё равно не поеду в госпиталь.
-Но ты поедешь завтра в клинику?
-ОК.
И мы продолжаем одеваться. Его длинные руки ныряют в рукава чёрной атласной куртки с вышитыми большими буквами. Зиппер приспустить: чтобы была видна маечка. Ленточка на трусиках с такими же большими буквами выныривает из-под baggy. Да, так хорошо. Секси. Ну вот и всё. С ловкостью спортсмена, он перебирается в кресло.
-Всё, я пошла.
А кеды? — Какие кеды? С твоими отёками?
Нет он не может пойти на свидание в тапочках. Кеды с красными и желтыми языками пламени не хотят надеваться.
-Ослабь шнуровку.
Ну, наконец-то. Он хватает пачку сигарет со стола.
-Подожди, я выйду, потом закуришь.
Он закуривает все равно. И мы вместе выруливаем из его комнаты через гараж на улицу. Он в кресле, я на своих двоих. Я останавливаюсь около кустов ежевики чтобы сорвать несколько ягод. Потом я звоню его маме и его лечащему врачу. И я говорю им, что он меня не слушается и не хочет ехать в больницу. Я оборачиваюсь и смотрю на него. Он сидит, покуривая сигаретку и смотрит в даль. Он ждёт, когда знакомый ниссан с помятым бампером появится из-за поворота. И он мечтает, как они поедут вместе на её машине в знакомое местечко, «У Энди» на Rainier Beach. И будут смотреть игру на большом экране. А потом после ужина они поедут к ней домой. И он увидит своего сына. И может быть ему дадут его подержать. И он прижмёт его мокренького после ванночки к своей простреленной груди, таким маленьким тёплым медальончиком. И мир округлиться, станет мягким, добрым и замкнётся силиконовым колечком в пухленькой ручке мальчика. В то время как другая пухленькая ручка будет исследовать его подбородок, и губы, и нос. И он будет строить мальчику смешные рожицы, а мальчик будет смеяться и кусать его за подбородок, потому что у него режутся зубки и ему надо кусаться.
Я оборачиваюсь ещё раз, когда разворачиваю машину. В боковом зеркале я на секунду вижу его лицо: он улыбается, он мечтает, он ждёт. Она не придёт.

Принято. Оценка эксперта: 25 баллов .