Это был мужчина лет сорока пяти – лысый, среднего роста, дочерна загорелый и, – показалось, – беспринципный, как сотоварищи. Однако братско-эмигрантские чувства заставили его проникнуться Светиной печалью и открыть ей глаза на окружающую обстановку.
«Ты не представляешь, во что ты ввязалась…» – пробурчал он.
Взяв клятву молчания, Миша подтвердил ее подозрения и показал фотографии со свежими датами. На них Айзет, сидя в излюбленных кальянных, нескромно обнимался с разными женщинами.
В Мишином шкафу хранились альбомы многих его подельников, своеобразная библиотека.
Каждый «литэл-бизнесмен» вел подобную фотохронику, чтобы не забыть никого из своей коллекции – на случай повторных приездов подруг.
«Допустим, правда: нищета – мать порока, – пробормотала Светлана. – Но как это возможно физически: еженощно, с первозданной страстью доводить до изнеможения жену, а между делом, вне дома с легкостью обслуживать весь этот гарем?»
Миша рассмеялся: «Для арабов неудивительно… Быть может, ты бы заболела и давно ушла от мужа, не будь «литэл-бизнеса». Знаешь, многие мусульманки мирятся с многоженством именно по этой причине. Но им приходится официально делиться любовью мужей, а ты всегда будешь единственной».

Свете удалось благополучно скрыться из Мишиного района, не замеченной другими знакомыми супруга. Но слезы застилали глаза и, не дойдя до дома, она присела в случайном кафе на диван.
Подходили арабы, о чем-то спрашивали. Она мотала головой и молчала.
Внезапно ее схватили любимые руки, – Света узнала Айзета, не глядя… По едва заметному, всегда успокаивавшему ее запаху лотоса и ощущению больших, крепких шероховатых ладоней…
Муж был в ярости, встряхнул ее и впился темным взглядом в заплаканное лицо.
Он больно сжал жену и молча, быстрым шагом повел домой.

«Хургада – это сплошные глаза и уши, – рявкнул он, едва переступив порог. – Думала, я не узнаю, что ты мотаешься одна? Я работаю на наше общее благо. Ты должна быть тихой, послушной женой. А ты!»
«А ты? – воскликнула Света. – Я всего лишь хотела узнать то, что ты скрываешь. Я – хорошая жена, а ты унижаешь меня и содержишь на деньги посторонних женщин!»
Айзет замахнулся, намереваясь ударить, но сдержался и лишь сильно шлепнул ее ладонью по щеке.
Света упала на постель.

«На востоке никогда не плачут на улице, – выдавил он. – Надо заявлять, что у нас всё хорошо и беззаботно».
Она не слышала мужа, в голове вертелось: «Откуда такая жестокость при всей его неподдельной любви? Он неправ, но собирался избить меня».

«Хабиби…» – позвал он. Света не отвечала, и Айзет вышел на улицу, хлопнув
дверью.

В памяти всплыли примеры других русских жен: и бедных, и тех, что жили на шикарных виллах. Свету всегда озадачивало, почему в их глазах не существовало счастья… Все натянуто улыбались, были дергаными, напряженными, словно помятыми… и выглядели старше своих лет.
«Арабы психологически изводят и бьют русских жен, – осознала она. – Из-за ревности, из-за нашего внутреннего стержня. Даже с самым любимым египтянином не стать одним целым, увы, – нечего и надеяться. Мы другие. Да, в нас есть немало от востока: склонность подчиняться, преклоняться, видеть в муже полубога. Но это должен быть действительно полубог – в нашем понимании… а когда наступает разочарование, у нас внутри пробуждается революционер…»

На этот раз мир действительно рухнул. Сказка оказалась растущей на помойке… Тело словно впало в кому, не шевелилось. Мысли, чувства, желания и слова перестали соединяться воедино.
Сердце старательно искало точку опоры. Оно готово было объяснить разуму всё, что угодно, и оправдать Айзета любым, самым изощренным способом.

«Я не узнала ничего нового, – твердила себе Светлана. – Всего лишь увидела доказательства… Я собиралась простить Айзета, если он обещает положить конец безобразию…»