Потихоньку светало. Сперва в иллюминаторах появился сизый рельеф облаков – словно лесной ковер или бескрайняя волнующаяся тайга. Потом забрезжила полоска восхода и выплыло розовое солнце нового райского дня. Осветило облака, сделав их похожими на слой взбитых сливок.

Наконец, Хургада дохнула в лицо теплым воздухом. Из морозного Питера молодые супруги попали в африканские плюс двадцать семь.

Ликующая Светлана выходила из аэропорта туда, где ей предстояло счастливо прожить остаток жизни, родить и вырастить детей.
«Здравствуй, вторая Родина», – торжествовала она.

И вновь – доллары, фунты, песо… За окном машины замелькали низкие, лохматые, низко склоненные к земле деревца, похожие на можжевельник, и русскоязычные вывески: «Миша маркет», «Чувак», «Алеша хлопок», «Дом хлопка Каркуша», «Ахмедушка», «Экскурсии – экономно и весело».
На миг вспомнились рассказы о похищениях и гаремах. Появились сомнения: как она уживется с Айзетом?
Но муж привез Свету в аккуратную съёмную квартирку, расположенную недалеко от пляжа, магазинов и наполненную приятными мелочами. Начался медовый месяц… Сбылись самые заветные мечты, и эйфория затмила весь мир.

Они жили душа в душу. Обнимались каждую минуту, что находились вместе…
По утрам, уходя на работу, Айзет шептал сладко дремавшей Свете: «Моя любимая».
Просыпаясь, она зачастую находила на подушке золотые колечки, цепочки, серьги… и замирала от восхищения.
Потом она готовила обед: русские супы, салаты и гарниры с мясом, которые приводили мужа в восторг. Постепенно училась стряпать египетские блюда.

Днем Света прогуливалась на ближайший пляж, где работал друг Айзета – Самир, – неразговорчивый, высокий, круглолицый парень.
Муж требовал, чтобы Света ни с кем, кроме этого человека, не разговаривала. «Самир, как брат, будет беречь тебя», – внушал он.
Светлане, до сих пор общавшейся с широким кругом людей, навсегда замкнуться в маленьком личном мирке было трудно. Выручали интернет и русский телефон, по которому полчаса в день можно было беседовать с Питером.
Кроме того, ей пришлось носить хиджаб* и в отсутствие Айзета купаться в одежде. Света не протестовала, понимая, что для ее собственного спокойствия нужны меры предосторожности.
На фоне сказочного брака мелкие затруднения выглядели неважными.

Полгода Света жила, словно в раю, не веря самой себе: бирюза Красного моря за окном… Ломаная линия дымчатых гор на фоне заката… Ставший ее дыханием Айзет. Ее добрый, тактичный, ласковый муж – ее волшебная песня…

По поводу вероисповедания Айзет не давил и сам не отличался сильным культовым рвением: к тридцати трем годам не имел и намека на молитвенную шишку* забиба* – темное пятно посредине лба от частого моления, считающееся у мусульман признаком особенного благочестия. Тем не менее, после эмоциональных фраз он прибавлял «Аллах» – в случаях, когда многие русские произносят непечатные выражения.
Частое упоминание Аллаха вновь вызывало у Светы мысли о прародине…

«Ты знаешь о том, что «Ал», «Ала» было одним из названий Всевышнего в древнеславянском языке, – сказала она Айзету. – И вот теперь… «Ал-лах» – имя Всевышнего в исламе. Ал-тарь – ритуальное место поклонения высшим силам… у всех. Ала-тынь – священный камень, который почитался до христианства. По древним преданиям, он расположен в центре мира, на острове Буяне* – то есть в Балтийском море. «Ал-тай» – русский край, где находятся древние священные места, связанные с высшими знаниями и силами. «Ал-им» у вас на арабском означает «помазанник, просветлённый». А в старых церковно-славянских источниках слова Христа перед казнью записаны так: «Ала, Ала! Ли мя ся вартани», что означало «Боже, Боже! Верни меня к себе». Тебе не кажется, что в наших историях много общего, дорогой?»
«Откуда ты всё это знаешь, хабиби?» – изумлялся Айзет, ласково перебирая ее светлые волосы.
«Из университета», – улыбалась она, благословляя образование, которое, хоть и не давало полной картины мира, всё-таки приносило в жизнь много света.