Сегодня я вам расскажу о баранах. Нет, они, конечно, вовсе не главные герои моего повествования. Они вообще в Новой Зеландии родились, там и померли под ножом мясника. А к нам на остров  прибыли уже в сильно замороженном виде. По договору с новозеландцами, вроде. Мы им поставляем торф, которого у нас завались, а они наоборот баранину, которой им просто девать некуда. Впрочем, торф к моему повествованию никакого отношения не имеет. А вот баранина – самое, что ни на есть, прямое.

—  А бараны? — спросите вы. А вот послушаете мой рассказ и сами все про баранов решите.

Хотя дело началось вовсе даже не с этого.  Просто я здорово сцепился с нашим главным инженером. Нет, вовсе не хотел я его цеплять. Знакома поговорка: не тронь, сами знаете, что – и благоухать не будет? Но он распорядился, чтобы я пронумеровал ему зерновые бункера, расположенные метрах в четырех над землей. А в качестве платформы предложил ковш мехлопаты. Мол, я туда залезу, меня поднимут над землей – и рисуй, товарищ художник, полуметровые цифры в свое удовольствие. Ах да, забыл сказать, что я на комбинате всего лишь художником-оформителем работал на ставке слесаря. Вот и представьте – как я в глазах главного инженера выглядел. Козявка, букашка, ладошкой прихлопнуть можно. Выполняй распоряжение и считай, что тебе повезло – пообщался с большим и прекрасным.

Но я пошел в отказ. Нет, я вовсе не трус, но в тот раз мне как-то совсем не захотелось рисковать своей прекрасной и молодой жизнью. Тем более, что я отлично понимал: случись со мной несчастный случай, слети я со скользкой и раздолбанной Читать далее →

После девятого класса, на каникулах мы с другом решили поработать. Устроились на одну из строек, которых в нашем городе было множество – он стремительно разрастался.

Вот и состоялось наше первое тесное общение со взрослым миром. Мужики в бригаде были неплохие: не дразнили, не прикалывали «шпанят», в общем никак не обижали. Работать было комфортно и приятно. А еще приятней было идти с работы домой неторопливо, вперевалку, всем видом демонстрируя  свою  усталость. Связанную, разумеется, с нелегким но очень полезным трудом. В общем, чувствовали мы себя после трудового дня себя настоящими гегемонами.

В руке у каждого двухсотграммовый батон с изюмом: такая странная у нас сложилась с другом традиция. По пути домой в ближайшем магазине покупаем по батону и потом не торопясь, со вкусом, есть на ходу. Вроде как мороженое. Но мороженое пусть дети едят, а мы-то рабочий класс как-никак.

Как я сейчас понимаю – пользы от мальчишек-неумех было на стройке совсем негусто.. Но вроде мы никому и не мешали. Впрочем, зачем нас держали в бригаде — скоро выяснилось. Настал день, когда мастер принес аванс.

Мы с другом тоже обрадовались, как и вся бригада. Но бригадир сказал: « Пацаны, вам тут не светит, временным работникам авансы не выписывают».

Все же из каптерки мы не ушли. Во-первых – чего делать на пустынной стройке. Ведь мужики.получив деньги, тоже не уходят – у всех сразу нерабочее настроение как на демонстрации. Впрочем, и в каптерке сразу стало скучновато. Я ведь был очень наивный и верил советским книжкам как про светлое и большое, так про высокое и чистое. А друг мой читать не любил. Вот он и стал от скуки рассматривать «талалашки». Это уведомления бухгалтерии для работников о начислениях, которые выдавались с деньгами. Почему-то они были нарезаны узкими длинными полосками.

А может первобытная электронная машина в центральном офисе сразу такую распечатку выводила – на ленте. Не знаю. Но, в общем, получилось так, что когда деньги раздали всем присутствующим, несколько «талалашек» сиротливо остались лежать в дальнем углу стола. Мастер попробовал было шугануть друга. Мол, в чужие бумаги не лезь – это тайна: кто сколько получает. Но тот уже разворачивал бумажку с моей фамилией. А там нашел и со своей. Оказалась – аванс был нам таки начислен – по сорок рублей на брата….

Деньги нам мастер выдал без возражений, и даже не изменившись в лице. А отношение бригады если и изменилось, то в лучшую сторону: оказалось, шпанята – не такие уж простачки, как можно было подумать. К тому же работяги в этой афере, скорее всего и не участвовали, только что не вмешивались. Ну и даже довольны были, наверно, что начальство «умылось». Так что  уважения нам добавилось.

Зато ровно через месяц работы прораб сообщил нам, что в наших услугах, увы, больше СМУ не нуждается. Ну типа, раз не удалось вас на аванс развести, так зачем вы вообще нужны тогда?

Но мы не расстроились. Заработок за месяц вышел по 169 рублей с копейками на брата очень солидно для первой в жизни зарплаты. Суммы в десятках отдали родителям, а рубли  заначили для себя. У нас оставалось еще полтора месяца каникул. И мы решили, что трудовой опыт получен. Быть гегемонами нам как-то  резко расхотелось. Зато лето в тот год как нарочно выдалось жаркое  – не грех и отдохнуть.

Тем более что у каждого карман жгло целое богатство – по целых девять рублей. Да еще и с копейками.

Описываемые события имели место в начале 70-х. Мой отец в чине старшего лейтенанта служил тогда на «точке» — так в обиходе называли радиолокационные роты, расположенные в глухих не населенных местах, обычно в высокогорье. В глухой тайге как раз такая точка и существовала до конца 80-х гг. До ближайшего населенного пункта (райцентр) километров 60. (Еще по-божески, обычно бывало гораздо дальше).
Единственным развлечением тамошних служивых было приехать в село и напиться, причем придумывались всевозможные способы «обновить» это дело (чего стоит только изобретенный коктейль «Переход Суворова через Альпы» (название придумано мной. — Е. Ч.): покупалась трехлитровая банка томатного сока, треть сока выпивалась/выливалась в зависимости от потребностей, туда вливалась бутылка водки и бутылка шампанского, тщательно перемешивалось и употреблялось стаканами. По сведениям очевидцев, неподготовленные товарищи после первого же стакана катились под стол). Но в этот раз служивые сидели на съемной квартире (мой отец и его друг и сослуживец В. Рублев) и пили обычную водку. Вот пьют они, разговоры разговаривают, едят-закусывают, чем бог послал (обычно бог посылал что-нибудь пайковое). Дверь скрипит, открывается, в избу входит В. И. Жарихин (учитель пения в местной школе, которая расположена на другом конце села). Видимо, шел мимо да запах учуял, а такой запах и самого упертого трезвенника переубедит… заходит, значит, с баяном на плече, в костюме — собрался на урок.
— О, Иннокентьич, здорово! Ты куда собрался? — спрашивают два изрядно хмельных младших офицера.
— И вам не хворать, Вова и Саша! Да я в школу, урок у меня, ети его, водички вот зашел выпить. А водку вашу я пить не буду, дышать на ребятишек, что ли?! И так косо начальство смотрит уже…
Тут надо пояснить, что вышеупомянутый Виктор Иннокентьевич был, что называется, подвержен: и тогда, и много лет позже, когда в первом классе я тоже учился тоже в той самой школе и со мной учился один из его сыновей — Алексей. Так у нас пение случилось один раз за весь учебный год, разучивали и пели песню «Орлята учатся летать»…
— Ты что, Иннокентьич, или больной?! Пока дойдешь, весь запах выветрится!
(Наливают и подносят). Учитель помялся-помялся, р-раз! и опрокинул стаканчик.
— Ну все, мужики, опаздываю я, привет хозяйке, пойду!
Только он в дверь, Саша и Вова, вошедшие в раж, в два голоса ему:
— Не-не-не, как это — «пошел»?! Одну ж никогда не пьют!
И наливают еще. А он в дверях стоит, томится, на уговоры сесть к столу не поддается, закуску не берет а только рукавом занюхивает.
Смело берет стакан, и процедура повторяется.
— Ну, все-все, пойду, опаздываю же! Сопьешься с вами!
— Ты, Иннокентьич, третью пей и иди. А то вправду опоздаешь!
Тут учитель пения расслабился, что отпускают его, принимает и по третьему разу.
— Ох, спасибо, Иннокетьич, уважил! Иди уже. Только вот что: сыграй-ка ты нам что-нибудь на прощание!
Иннокентьич расправил плечи, снял с плеча баян, расставил ноги пошире. Растянул инструмент на всю длину, отчего комната наполнилась душераздирающим визгом…
И упал.
22.03.2016 г.

Они не виделись целых полгода. Для двух друзей, которые детство и юность провели вместе, это был немалый срок.Омар-Гаджи после окончания школы поступил в МГУ им.Ломоносова, на факультет журналистики, а Магомед остался в Дагестане, успешно сдав экзамены в Хасавюртовский сельхозтехникум. После окончания зимней сессии Омар-Гаджи приехал домой,и, наконец, друзья встретились в Хасавюрте, где учился Магомед. Зашли в кафе, которое находилось в полуподвальном помещении в центре города.За кружкой пива начали рассказывать друг другу обо всем,что произошло за последние полгода и чем так давно хотелось поделиться. Как обычно бывает в этом возрасте, вопрос самоутверждения на новом месте волновал обоих.
— Ну, как тут обстановка,кто здесь в авторитете — спросил друга Омар-Гаджи в несколько покровительственном тоне. Было заметно,что учеба в столичном ВУЗе подняла его самооценку.
— Да есть тут ребята.У них главный Аташка. Кстати, он со своими дружками тоже здесь сейчас — сказал Магомед, повернув голову в сторону сидевшей за соседним столиком компании ребят.
— А кто из них Аташка?-, спросил Омаргаджи с оттенком вызова в голосе.
— А вон тот, который поздоровее…с вихрастым чубом — ответил ничего не заподозривший Магомед.
— Этот что ли? — сказал Омар-Гаджи, и запустил окурок папиросы в здоровяка. Окурок на удивление попал точно в цель и прилип ко лбу Аташки.
От такой неожиданной наглости сидящие за соседним столом вначале слегка оторопели. Потом началась словесная перепалка. Решили выйти на улицу и выяснить отношения.Учитывая, что в компании Аташки было в два раза больше людей, договорились,что будут драться Аташка и Омар-Гаджи один на один, а остальные не вмешиваются. Аташка снял верхнюю одежду, вслед за ним и Омар-Гаджи снял пальто и свою новую, отцом только купленную каракулевую ушанку. Сцепились, но очень скоро оба оказались на земле, где то один, то другой оказывались наверху. В разгаре драки кто-то крикнул:»Милиция!». Все начали разбегаться. Прихватив свою верхнюю, одежду разбежались в разные стороны и Омар-Гаджи с Аташкой. Пробежав несколько кварталов и, не заметив погони, Омар-Гаджи и Магомед остановились передохнуть и тут обнаружилось,что у Омар-Гаджи в руках только пальто, а каракулевой ушанки, увы, нет. Поняв,что за ними никто не гонится, решили вернуться на поле брани в надежде найти ушанку, но там её не оказалось.
У Омар-Гаджи серьезно испортилось настроение. Как же теперь появиться перед отцом? В то время каракулевая ушанка стоила немалых денег и была по карману далеко не каждому горцу. Три дня друзья ходили по разным людным местам города. Днем ходили на вокзал, учебные заведения,которые были в городе, а вечером — в единственный в городе кинотеатр, где во время сеанса приостанавливали по договоренности с киномехаником показ фильма, вызывая тем самым недовольство зрителей, и на танцплощадку, на которой еще пару раз ввязались в драку с теми же ребятами из команды Аташки. Но все безрезультатно-ушанка не нашлась.
Провожать Омар-Гаджи в Москву из села в Махачкалу приехал отец. Но он, слывший среди сельчан острословом, увидев на перроне железнодорожного вокзала Омар-Гаджи без каракулевой ушанки на голове, не стал ни о чем его спрашивать, просто сказал, как бы между прочим:
— Омар-Гаджи, горцу неприлично ходить с непокрытой головой, тем более зимой.

Принято. Оценка эксперта: 21 балл

В не столь давние советские времена, когда было засилье партийной диктатуры ( 🙂 ) в Дагестане
была хорошая традиция — отмечать день чабана. На отгонные пастбища выезжало руководство республики во главе с первым секретарем Обкома , творческие коллективы, поэты, писатели.., короче, целый десант.
В очередной раз такой праздник состоялся в Кочубеевском кормосовхозе, где директором был добрейшей души человек, крепкий хозяйственник, незабвенный Микаил, у которого и остановилась на ночь часть столичной делегации, в том числе и первый секретарь Обкома Умаханов М-С.И. Поужинав, партийный босс ушел отдыхать, а оставшаяся компания продолжила ужин, но уже с горячительными напитками. В самом разгаре веселого застолья, к удивлению компании (все знали, насколько хлебосольным хозяином был Микаил), закончилось спиртное. Микаил, видя недоумение в глазах гостей, начал оправдываться — мол, спиртного хоть залейся, но ящики с ним находятся под кроватью в той комнате, где отдыхает наш босс, но кто же осмелится потревожить его по этому поводу? Все разочарованно замолчали.
— Я пойду! — сказал, нарушив всеобщее молчание, Омар-Гаджи (Шахтаманов) и пошел в комнату, где спал партийный босс. Зайдя в комнату, он залез под кровать и начал вытаскивать ящик со спиртным. В это время, Магомед-Салам Ильясович, который в трусах и майке лежал на соседней кровати, но еще не спал, присел на своей кровати, наблюдая за происходящим. Увидев, что достает Омар-Гаджи, он на аварском, который немного знал, спросил:
— Омар-Гаджи, а мне нельзя что ли?
Не ожидавший, что за ним смотрят, Омар-Гаджи резко повернулся и, увидев партийного босса в исподнем, не растерявшись ответил:
— Нет, нельзя,Магомед-Салам Ильясович, вы не в форме!

Принято. Оценка эксперта: 24 балла

Была в советские времена такая славная студенческая традиция. Всех поселяющихся в общежитии, непременно гоняли в венерический диспансер сдавать кровь на реакцию Вассермана.  Это такая проба на сифилис. В стране, где повсеместно во всех автоматах газировки стояли стаканы, ополаскиваемые лишь бог знает какой холодной водой, а по ночам их использовали бичи для своих экзотических напитков, но аккуратно возвращали на место (такой у них был договор с милицией), забота о нашем здоровье выглядела, конечно, странновато. Те автоматы мы так и называли меж собой «сифилис за три копейки». Но с другой стороны – не хочешь в общаге жить, так тебя никто и не заставляет.

Эту пробу сейчас берут каким-то одноразовым приспособлением – тоненькая иголочка, пластиковый пакетик. Просто игрушечка. Где клиника попроще, используют обычный одноразовый шприц. А в начале семидесятых везде в вену тыкали весьма внушительной иглой, с виду что десятисантиметровый гвоздь. Особенно страшной в глазах и так перепуганного пациента. И кривой еще, что еще страшней. Ведь иглы делают из мягкой стали. Чтоб не обломился конец и не остался там, где ему не положено. А за многолетнюю многоразовую службу некоторые из них принимают такие зловещие очертания – пробочник позавидует. Да еще и чернеют при этом.

Ну я, понятно, вовсе не герой. И у меня коленки подрагивали, когда я направлялся на эту экзекуцию. Но то, что я увидел в кабинете, сразу надуло меня героизмом как автомобильный баллон. Представляете – сидит юная девчонка в белом халатике выше коленок, моложе меня (а я то сам еще до полных восемнадцати не дожил) Симпатюшка – обалдеть. Мне как то сразу захотелось с порога воскликнуть: « А хочешь, всю кровь мою забирай, если нужно». Больше то предложить нечего. В кармане три копейки на трамвай, а в сумке пирожок с китовым мясом – мы их звали тошнотики»

Ну и девчушка моя сидит — смущается. Стажер, что ли? Ладно, не демонстрировать же ей дрожащие коленки. Впрочем, при виде этой прелести они и дрожать то уже закончили. Подхожу, значит, этаким видавшим виды старым утомленным волком, даю руку на растерзание. Все путем. А задача сестрички – вшпарить мне этот гвоздь прямо в вену и нацедить с другого конца примерно два с половиной кубических сантиметра драгоценной, стало быть, влаги. А у нее – гляжу – руки трясутся, как у меня давеча коленки. Хотя гвоздь свой она в меня вогнала добросовестно, прямо как хороший плотник. Ну и пробирку вовремя подставила, потекла моя кровушка. Пора заканчивать сеанс и тут…

Хлопнул сквозняк сзади форточкой, девчонка вздрогнула вместе с пробиркой. И та плеснула кровью ей прямо на белый халатик, на коленки. Она дернула рукой – и расплескала по себе вообще все содержимое. А из иглы кровь таким неторопливым тоненьким ручейком потекла по моей руке. Не, честно, я – ничего. Я изо всех сил старался, чтобы на моем лице это все не отразилось. В общем, изображал Штирлица перед Мюллером. И тут деваха как то странно поглядела на меня, и спросила: « А вы крови не боитесь»? Голосок оказался милый – под стать всему остальному. Что я хотел ответить – вы сами уже поняли, правда?  Хотел, но не успел. У девчушки начали закатываться глаза, и  она стала заваливаться прямо на меня.

Не, я, конечно, никогда ничего не имею против, если славная девушка  вдруг падает в мои объятия. Но тут случай особый. Она навалилась как раз на руку с иголкой, дополнительно испачкав в крови свой халат и (так мне показалось, во всяком случае) значительно усилив текущий ручеек. Так что пришлось перевалить ее в кресло. Но кровь-то текла. Левой рукой я пережал себе вену подмышкой, а правой стал оживлять сестричку, похлопывая ее по щеке. И вы знаете – добился неплохих результатов. Она совсем было ожила, открыла глаза…И первое, что увидела – мою окровавленную пятерню у своего лица. Левая то чистая рука была занята другим, не менее важным делом..

Ну, в общем, она снова отключилась. И тут на мое счастье в кабинет вошла нянечка со шваброй. Мгновенно оценив с порога ситуацию, она вытащила иглу, остановила кровь ваткой с какой-то химией вроде квасцов и оживила нашу принцессу. Лучше любого принца. Так все и закончилось.

В качестве компенсации за перенесенные испытания, справку я получил тут же. А обычно результаты можно забрать лишь  через день. Так что сразу из лаборатории я направился вселяться в общагу. Правда, через день я все равно пришел в диспансер. Уж очень мне девчушка на сердце пала. Но увидел, что ее уже встречает какой-то паренек. А когда она кинулась ему на шею, понял – мне тут не обломится. По крайней мере, в ближайший месяц. Впрочем, огорчаться я и не думал. Какие мои годы. Ведь восемнадцать то мне еще не исполнилось.

Эта история больше быль, чем небыль. Ежу понятно, что жанр новеллы позволяет мне и приукрасить  кое-что. Но в основном все — святая правда. Честно. Вот век мне на трамвае не ездить.

История давняя. Студенческая. И случилось все в нашей общаге, а точнее в комнате, где я с одногруппниками проживал. Дело было вечером, делать было нечего. А компания, кстати, собралась приличная. Мы вчетвером, да соседняя комната, да штук пять наших городских студенток и еще так, приблудные – кого уж и не упомнить. А на столе, между прочим, затесался, принесенный Бог знает кем  номер журнала «Вокруг света» с шикарной змеей крупным планом на мелованной обложке. И вот тут бес меня дернул предложить старый апробированный фокус «заклинание змеи с фотографии».

А надо сказать, репутация у меня в группе была очень неоднозначная. Был среди сегодняшних гостей наш староста Ваня Пинский. В прошлой жизни старшина, девяносто килограммов мышц и ни грамма жира. Бывал в крутых переделках и в армии и уже здесь, на гражданке. А вот деканата боялся до слабости в коленках. Бывало, по полчаса мялся в коридоре, не решаясь войти. Порой я, семнадцатилетний пацан, проходя мимо, брал его за руку и затаскивал туда силком, как ребенка к зубному, ей Богу. Эту мою непонятную для него «отчаянность» Ваня сильно уважал, хоть и решительно не понимал. Ему мое поведение казалось, похоже, чем-то слегка сверхъестественным. Ну и остальные по разным причинам испытывали ко мне похожие чувства – слегка иронического, но в общем уважительного непонимания. Так что предложение оживить змею, было встречено собравшимися безо всякого скепсиса. Внешнего, по крайней мере. Потом оказалось, что и внутри все они были готовы к любой самой суровой реальности.

Усадил я их тесным кругом вокруг стола. Включил настольную лампу. Пошел, демонстративно-медленно запер дверь на ключ. Ключ в карман, а верхний свет выключил… Ну и начал процедуру оживления. Штука в общем нехитрая. Сперва монотонно водишь над змеей руками, насвистываешь, бормочешь  «заклинания» а когда всех уже начинает клонить в дремоту – кидаешь в середину фотографии моточек фотопленки, свернутой эмульсией наружу. Да не современной, а на целлулоидной, хорошо пружинящей основе – ее тогда исправно поставляли пацанам для дымовух и ракет, а также мне для заклинания змей магазины уцененных товаров. Ну вот, кидаешь этот рулончик. А он начинает неторопливо с плавным шуршанием разворачиваться прямо на фотоснимке. И несколько минут учащенного сердцебиения народу гарантировано. Потом все аплодируют и совместно веселятся.

Это когда ситуация штатная. Но я ж говорю: вера народа в меня была чересчур высока. И наш комсорг, Тамара, бывшая звеньевая — крановщица козлового крана из порта, про которую я думал, что таких вообще отливают из чего-то вроде легированной стали, отпрыгнула от стола вместе со стулом. Метра так на полтора без разбега – она вообще была спортивная .девушка. Ну и пусть бы себе прыгала, конечно, но ножкой стула она зацепила провод от лампы и сдернула со стола осветительный прибор. Свет погас в то время когда «змея» еще не прекратила свое шуршание. И тут началось.

Нет, конечно, лестно, когда в тебя так беззаветно верят. Но хорошо бы, если б тебя при этом не сбивали с ног верящие в твои сверхъестественные способности соученики. А со мной так и получилось. Кто-то сразу сшиб меня на пол, ударив всем телом по ногам. Когда я попытался встать, по мне пробежались. По легкости поступи я понял –  это Ленка. Самая миниатюрная в группе она была мне весьма симпатична. И я даже собирался было приударить за ней. Но когда я почувствовал ее твердую стопу на своем солнечном сплетении, подумал: а ну их на фиг, эти симпатии, дайте живым институт закончить – еще четыре с половиной курса осталось.

Между тем, кто-то вовсю колотился в запертую дверь как большая птица. А двое или трое, судя по звукам, пытались залезть под стол и опрокинули его…

Впрочем, я уже пробирался к выключателю. И, наконец, зажегся свет. Сразу же я увидел –Тамарку, влезшую всеми своими конечностями  на спинку железной койки и отчаянно балансирующую там, словно кошка. И почти так же повизгивающую. Зато наш боевой староста-старшина уже прекратил биться в дверь и  лишь скреб ее ногтями, обреченно закрыв глаза. Я мог только порадоваться, что наша общага была построена лет 50 назад – современную оргалитовую дверь 70-х Ваня проломил бы как  танк. А вот с добротным шестисантиметровым набором из качественной древесины не совладал. Правда, одну из филенок успел расшатать основательно. Но мы ее заделали в тот же вечер.

Из-под каждой кровати торчали чьи-то спины и задницы, а перевернутым столом накрылись сразу трое – те самые, приблудные гостьи. Уж и не знаю, к кому они приходили, потому что после сеанса со змеей они ушли первыми по-английски и я их больше никогда не встречал.

И самое главное – никто в панике так и не обратил внимания на разворачивающуюся фотопленку пленку. С перевернутого стола она улетела куда-то в дальний угол – никто о ней и не вспомнил. Ну и я решил не напоминать. Так что вся слава оживителя змей досталась мне лично

Но в дальнейшем как ни просили меня провести повторный сеанс, как ни умоляли, я твердо решил: хорошего помаленьку. Самым чудесным  чудом стало то, что после всей этой шумной истории, собравшей в финале зрителями чуть не все общежитие, нас не выкинули из общаги. А ведь тогда с этим было куда как строго.

А вы знаете почему мой папа заработал штрафной батальон?

Когда утром надо было уходить на фронт- ночью он зарезал свинью, разделал ее и оставил семью с мясом. А на утро его забрали уже под конвоем. Дорогой сосед уже сообщил куда надо…

А вина его была в том, что он очень спешил разделать мясо и не снял шкуру. В военное время это было преступление: все шкуры шли на сапоги.

А вы знаете почему после войны, уже много лет после войны, папе дали два года тюремного заключения с конфискацией имущества?

Он со свалок собирал старые, поржавевшие аккумуляторы, реставрировал их и продавал колхозам на комбайны. Тем самым зарабатывал на хлеб детям. Открыли дело на колхозы, которые покупали аккумуляторы без квитанций, тогда не одна голова слетела…

Папу, конечно отпустили через несколько месяцев, после того, как он в колонии починил все аккумуляторы, только у нас в семье за эти «несколько месяцев» было столько несчастий…

Забрали нашу кормилицу- машину, которую папа собрал своими руками по частям со свалок. Конфисковали пол-дома, которые мы не успели продать, что бы рассчитаться с долгами за постройку. Правда, со временем я отсудила эту часть, так как Читать далее →

Дорогие мои одноклассники!… Это же надо! Столько лет прошло!
1957 год! Окончание школы. Почти 60 лет. А в прошлом году все-таки собрались перед моим отъездом. Очень трогательно. Было нас всего 7 человек на этой прощальной встрече. «Иных уж нет, а те- далече..» Каждый рассказывал о себе, что посчитал нужным: большей частью о своих детях и внуках. Было интересно послушать и о себе поведать. Я все-таки старше их всех и у меня уже правнуки. Ну… только и всего: у каждого своя жизнь. И все же, почему-то вспоминается все чаще и чаще все, что связано с этими близкими и такими далекими людьми… Мы все дети войны: с 1938-го года по 1942 год рождения. В старших классах это уже чувствовалось, потому что у каждого из нас или был родной человек на фронте или не вернулся с фронта. Последствия этого бедствия отражались в нашем поведении, в нашей гордости за пройденный путь отцом, дедом, дядей, тетей, матерью… Но было становление личности у каждого свое.
Вот, хочу поведать давнишнюю, но очень драматическую историю моей одноклассницы.
…Девочка миловидная, с светлыми кудряшками, ямочки на щеках, носик вздернутый, верхняя губка приподнята. Разносторонне развита, но «науку» берет упорным трудом и зубрежкой. Прекрасно рисует, голос меццо- сопрано. Поет в оперной студии. Но…очень странно иногда себя ведет: Не надолго
замолкает, даже со стороны не вооруженным глазом видно, что сжимается, «входит в себя», но это- мгновение. Тик правого глаза постоянно. Многие просто не придавали этому значения.
… Закончила Валюша школу с серебряной медалью. Поступила в Иваново в Институт Художественной росписи тканей. Закончила с отличием. Работала три года в Иваново на текстильном комбинате. Затем приехала в Черновцы и закончила музыкальное училище, или что-то еще — это уже без меня. Работала много лет преподавателем музыки. Это тоже без меня.
Судьба нас разбросала по свету и мы не очень вникали в личную жизнь друг друга, хотя не раз собирались на встречи со школой. Первое десятилетие чаще, а потом один раз в пять лет.
Прошли годы. И вот однажды получаю письмо с Израиля от нашей одноклассницы. Пишет мне Ида, что узнала по каким-то каналам о плачевном состоянии Вали. «Валя очень больна и ты единственный человек, который может ей помочь!»
Пошла я ее проведать. И вот что увидела: в первую очередь я увидела двух прекрасных девочек. Вбежала в комнату вся такая взъерошенная, разгоряченная красавица лет десяти. Веселая, жизнерадостная девчушка. Почему-то мне врезались в память ее красные ушки и красивые золотые сережечки с красным камешком. Потом вошла пава лет четырнадцати. Чернобровая, с очень черными кучерявыми-кучерявыми длинными волосами. Это старшая дочь, Танюша.
Валя сидела на диване. Сразу я не заметила, а потом обратила внимание на ее глаза и ужаснулась. Правый глаз был исковеркан до неузнаваемости. Она медленно поднялась и пошла в другую комнатушку, знаком приглашая меня за собой. Вошли в комнату, а там лежит ее мама парализованная. Спрашиваю «Давно?» « Пять лет как лежит»..
Валя жила с мужем в его квартире. С четырехмесячной Любочкой на руках пошла проведать маму, но что-то забыла дома и вернулась с полдороги. Заходит, а муж- с любовницей! С ребенком на руках она выбежала из квартиры и пока бежала к матери- сошла с ума . Больница, больница, больница, на всю оставшуюся жизнь…
Сначала Любочку забрал муж. Некоторое время она была с ним, но потом забрала ее Валина мама и с тех пор отец ни разу не поинтересовался, как ребенок, как жена? Правда алименты платил регулярно. А Валя — полгода в больнице, месяц, от силы -два, дома. Пока мама была на ногах, она подняла Любочку, да и Таня была уже большой девочкой. А потом мама слегла и Валя уже с девочками ухаживала за мамой.
Болезнь была у Валентины страшная: сначала в нее вселился «Нечистый». Он заставлял ее вилкой выковыривать правый глаз, потом над газом поджаривать себе обе руки,- еле спасли!
А потом, через несколько лет вселилась в нее «Богородица».
Она стала жесткой, почти жестокой по отношению к своим подругам по палате. Затевала драки, поучала их как жить, за что не раз была избита ими до полусмерти. Там ведь нет предела…
Поломаны ребра, поломана нога, которая не правильно срослась, ходит уточкой, с палочкой. В общем к пятидесяти годам она уже выглядела глубокой старухой.
На протяжении пятнадцати лет я каждый выходной, а то и два раза в неделю приходила в больницу. И домой, к девочкам забегала, когда кто-то что-то мне подкинет из одежды и продуктов… Больно было смотреть как ее лечили. Она ничего не понимала, узнавала только меня. Кушать сама не могла: руки тряслись. Как ее кормили- не знаю, но когда я приходила, ее кормила, она съест половину, а потом спрашивает: «Можно, чтобы моя подружка, которая сегодня заслужила поощрения и благословения Богородицы, пришла и разделила со мной трапезу?»
Когда она выходила из больницы- первые две недели, может чуть меньше, не могла взять ничего в руки,- тряслись. А потом набрасывалась на работу: стирка, уборка , закрутки. Под домом палисадничек, так так уж она его лелеет! Все в руках горит. Да, а церковь-обязательно! Там ее ждут в в церковном хоре! И в свободное время садится за пианино и играет и поет- бесподобно!Но характер был и есть- ужасный! Она навязывает свои идеи, и чтобы беспрекословно их выполнять! «Мне Богородица сказала, чтобы ты сделала- выполняй!» А если кто защищается- враг народа!
« Я не виновата, это Богородица мне приказала!» И я вспоминаю, как в юности она уходила в себя на мгновение, — этот же взгляд, эта же отрешенность, только уже не скрываемая, а, наоборот, выпячиваемая,- «тише, я разговариваю с Богородицей!».
Я не выдержала и сказала, что думаю: « Вот когда мне Богородица сама скажет, я ее послушаю и все сделаю, а проводники и тем более больные мне не указ!», на что она отвечала: «Я не больная, я — блаженная!»
Ну договорились мы до того, что я ухаживала за ней пятнадцать лет, теперь кто хочет- пусть приходит к ней- смена караула!
Понимаете, душевно больные люди,- они не истраченные, физически здоровые, они любого, здравомыслящего человека могут загнать в могилу! Я такая, вся из себя… после стольких операций, на работе, дома и еще выслушивать «приказы»- увольте! Пусть меня Бог простит, — сколько смогла!

Послесловие. Девочки у Валентины оказались большими умничками: Любочка пошла в маму, стала модельером. Вышла замуж и уехала в Германию, она пользуется там большой популярностью. Каждый год, с доченькой она приезжает в Черновцы и, наверное, помогает маме материально. Танюша пошла по стопам отца, закончила Университет, защитила диссертацию по биологии, и все годы работает в ботаническом саду. Замуж она так и не вышла,- гордая, не хочет, что бы избранник увидел ее мать, может подумать, что это
наследственность.

Принято. Оценка эксперта: 27 баллов

Мои соседи по купе, трое здоровенных мужиков — строителей.
Едут с вахты домой, в Варну ( город в Челябинской области).
Начало было стандартным: бутылка водки, дюжина вареных яиц, копченая колбаса.
«Приняв на грудь», стали говорить о политике. В течении часа давали советы президенту. В конце концов сошлись в одном, отнять и поделить.
С третьей бутылкой, плавно перешли на женщин. Говорили не долго. В основном матом.
К вечеру настал интеллектуальный час. Кроссворд, называется. Один из мужиков, тот, что еще мог писать, читал вслух вопросы.
Читает:- финский деликатес, восемь букв.
-Колбаса,- отвечает второй.
-Колбаса, семь букв,- робко возражаю.
-Почему семь? — спрашивает, -восемь же!
-Почему же?
-Потому что два Л, — говорит.
Вот. Будет стоять Россия. Будет!
Пока в колбасе два Л…

Принято. Оценка эксперта: 25 баллов

Где-то слышал — «Не верьте хромым собаками и женским слезам».
Не знаю как там со слезами, а вот с собаками…
Есть в Крыму замечательное местечко, Кача называется. Тихо, уютно, по-домашнему. До моря сто метров.
Ну, Крым есть Крым.
Рядом с базой отдыха, где жил, есть летнее кафе. Столики, фонтанчики, тихая музыка (и только российского производства), вкусная и не дорогая кухня.
Пришел как-то пообедать. Окрошка, чебуреки. Обедаю.
Гляжу, между столиков ходит собака. Подойдет к столику, смотрит нагло-требовательным взглядом и лает, пока не поделятся с ней шашлычком, или чебуреком. Подошла ко мне. Смотрит. Лает. Я — ноль эмоций.
Не уходит. Запах чебуреков волнует нос.
Все равно уйдешь, думаю. И точно — уходит.
Только недалеко. Метров на пять-шесть. Поджимает правую переднюю лапу, и ковыляет обратно. Встала возле столика. И взгляд уже не «нагло-требовательный», а «Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод.».
Пошел, купил три чебурека. Отдал «артистке». Хотел автограф взять, да пока бегал за авторучкой, ушла зараза.
На следующий день иду в магазин, аккурат мимо кафе.
Лежит «артистка» в тенечке, отдыхает. Увидела меня, подняла морду, улыбнулась и подмигнула. Мол, знай наших.
Думаете фантазирую? Может и фантазирую. Может и не подмигивала. Но вот то что улыбнулась, это точно. С ручательством.

Принято. Оценка эксперта: 30 баллов.

Снился мне сон: явление ангела. Странный это был ангел. Может быть, даже с гитарой, хотя ни песен, ни самого инструмента я не помню. А помню, что сидим мы с ним на кухне, пьём коньяк, разговариваем за жизнь. И я его уже не первый раз спрашиваю:
— Это точно, что всё у нас происходит по воле Божьей?
— Точно, — не первый раз кивает ангел. — Всё есть Божий промысел, другого нет.
— Значит, — уточняю, — и Эйрбас тоже по Его воле разбился?
— Тоже, — согласно кивает ангел.
— Значит, — рассуждаю я, — это урок нам за какие-то наши грехи. Послание.
Ангел молчит и делает круглые глаза.
— Может, — продолжаю, — подскажешь, какой вывод мы должны сделать?
Ангел молчит и перестаёт дышать, глаза у него делаются квадратными. Я тоже молчу — жду. Наконец, ангел выдыхает:
— Урок, говоришь… Можно и так посчитать. Если вам так приятно думать — думайте. Головоломки разгадывать всегда полезно, даже если решения нет.
Теперь круглые глаза делаю я.
— На самом-то деле, — продолжает ангел, — это обычное решение обычной задачи. И вы его знаете уже. Даже в форму анекдота успели переложить.
Я чувствую появление уголков на своих глазах.
— Да-да, — кивает ангел. — Тот самый. Всё очень просто. Семьдесят неизлечимо грешных душ. Творец покарал их и отправил в ад.
Ангел разглядывает рюмки, в которых на донышке, и доливает, продолжая тему:
— И семьдесят чистых праведных душ, которые очень страдали в вашем мире. Господь их страдания прекратил и забрал в рай. Справедливость свершилась, — Ангел поднимает рюмку. — Ну, за мудрость Божию!
— Погоди! — выдыхаю я. — А остальные?
— Какие остальные? — недоумевает ангел.
— Там двести двадцать четыре человека было, — я гляжу ему прямо в глаза и медленно повторяю. — Двести. Двадцать. Четыре. А семьдесят плюс семьдесят…
— Рупь семьдесят, — язвит ангел. Долго смотрит на моё лицо, отставляет рюмку и, наклонившись поближе, полушёпотом говорит с интонациями Би из бессмертного «Кин-дза-дза!». — Это столкновение цивилизаций, родной. Вы привыкли считать тела. А для нас главное — души. Остальное значения не имеет.

5 — 14 ноября 2015

Это кусочек из большого романа.

Пожалуйста, посоветуйте: он имеет право на жизнь? Или слишком пошло? ))

РЕЦЕПТ ДРЕВНИХ ЖРЕЦОВ

По дороге в Луксор Аня потеряла пакет, где находились привезенные из России противозачаточные таблетки. Она знала, что многие женщины, закончив их принимать, сразу беременеют, но думать о детях пока боялась: слишком непонятным и зыбким виделось всё вокруг. Хотелось получше освоиться в новой стране, привыкнуть к ней и обрести уверенность в себе как в гражданке Египта, прежде чем оказаться в беспомощном положении.
Муж, в свою очередь, беспокоился о финансовой ситуации в семье и не настаивал на срочном деторождении.
«Однако, зачем тебе таблетки, хабиби? Они вредны для здоровья и очень дорого стоят, – сказал он. – Я принесу древнее средство, которым всегда пользовались египтянки».
Анна не раз замечала, что египетские мужчины боятся всего, связанного с женскими проблемами; не желают ничего знать о них и никогда не участвуют в их решении. Это казалось ей неестественным. Кому, если не мужьям, доверять самое сокровенное?
Однако Эззат много времени провел среди европеек и не был приверженцем предрассудков. Он легко, увлеченно и со знанием дела поддерживал любые, – запретные, казалось бы, для египтянина, – темы.

***

Когда-то, впервые попав в отель «Золотой корсак», Анюта бездумно разбрасывала Читать далее →